«Двойник» Ф.М. Достоевского: попытка психоаналитической интерпретации

Фантастическая повесть «Двойник» относится к раннему творчеству Достоевского. Она написана в 1846 году и позже дорабатывалась автором перед изданием её в составе собрания сочинений. Писатель неоднократно подчёркивал, что идея повести представляется ему значительной, и серьёзнее он «ничего в литературе не проводил». Сделаем сейчас краткий анализ повести "Двойник".

Сюжет и композиция повести «Двойник» Достоевского

Сюжет повести заключается в том, что у маленького чиновника, Якова Петровича Голядкина, начинается раздвоение личности. Повествование развивается в двух планах: внешняя и внутренняя жизнь героя. Внешние события обыкновенны: беседа с доктором о возможной женитьбе, посещение службы, визит к предполагаемой невесте. Внутренняя жизнь полна тревог, забот, страхов. Голядкину кажется, что двойник всячески мешает ему: например, продвигается по службе, бессовестно используя бумаги, подготовленные несчастным героем. Развитие внутреннего сюжета во многом происходит за счёт монологов Якова Петровича.

Анализ повести "Двойник" обязательно должен включать в себя обсуждение композиции. Её можно считать зеркальной. Начинается повесть «Двойник» с разговора Голядкина и доктора, заканчивается тем, что доктор увозит своего пациента. Если вначале врач Крестьян Иванович представлялся ему дружески расположенным, то в финале кажется страшным и враждебным. Приход к статскому советнику тоже построен по принципу зеркального отражения событий. За три дня, что разделяют первые и последние события, герой изменился, и мир выглядит для него неузнаваемым.

Главный герой в анализе повести «Двойник» Достоевского

Фамилия Якова Петровича Голядкина образована от древнерусского «голядка», что в словаре В.Даля объясняется как «голь», «нищета». Главный герой – маленький человек, незначительный чиновник, образ типичный для литературы XIX века. Он обнаруживает отчётливую связь с героем повести Гоголя «Шинель» Акакием Акакиевичем Башмачкиным. Общей является их забитость, робость, застенчивость. Но герой Достоевского сложнее. Он хочет вырваться из угнетающей атмосферы, подняться от «маленького человека» до представителя «высшего света». В этом ему должна поспособствовать выгодная женитьба на Кларе Олсуфьевне, дочери чиновника Берендеева. Будучи осмеянным, выгнанным с бала в доме «невесты», куда ему с трудом удалось проникнуть, Голядкин не отказывается от этой навязчивой идеи, которая и приводит его к сумасшествию. Так появляется в повести двойник.

Если вы делаете анализ повести "Двойник" Достоевского, то учитывайте, что известный литературовед М.М. Бахтин отмечал, что понятие двойничества основано на пародировании. То есть двойник призван показать сущность персонажа, раскрыть его глубинные стремления. Голядкин-младший начинает активно действовать, воплощать те желания, которые не смог реализовать Голядкин-старший. Двойник становится отражением низменных побуждений, таящихся в сознании маленького чиновника, задавленного своим социальным положением. Тем самым Достоевский открывает тему человеческого «подполья».

В Голядкине-младшем сняты все нравственные запреты. Это тоже видно из анализа повести. Он готов выслуживаться, лебезить, льстить, подличать, подлизываться к начальству. Все очарованы им и не замечают его подлости. Он пронырлив, вертляв, готов обмануть и унизить Голядкина-старшего. Но тот всё равно согласен в любую минуту мирно договориться с ужасным двойником. Здесь писатель психологически точен: двойник любым способом пробивается в высшее общество, куда не может попасть наш герой. Двойник – alter-ego героя, ненавистное ему, но отказаться от тёмной стороны своей личности он не может.

Вы прочитали анализ повести "Двойник" Достоевского, и в этой статье мы постарались кратко и понятным языком донести главные мысли, помогающие ясно представить себе замысел автора и его цели. Больше материала вы найдете, посетив наш литератный блог .

Также вас, скорее всего, заинтересует

3. Загадки «Двойника»

«Я вызываю всех на бой»

Одно из самых загадочных произведений Достоевского, повесть «Двойник», в первом журнальном варианте имела подзаголовок «Приключения господина Голядкина», а в следующем издании Достоевский поменял подзаголовок, и это уже называлось «Петербургская поэма». До сих пор об этой вещи спорят, написаны горы литературы. Спорят о самом смысле произведения.

Постараемся разобраться, где собака зарыта в этой маленькой повести Достоевского. Достоевский взялся писать ее сразу после «Бедных людей». Буквально закончив одно произведение, сел за другое, но к читателю, что интересно, «Бедные люди» и «Двойник» пришли почти одновременно, разница была всего в две недели. В «Петербургском сборнике» в январе 1846 года вышли «Бедные люди», а потом в журнале «Отечественные записки» 1 февраля вышел «Двойник».

Достоевский начал работу над этой повестью в Ревеле (сейчас это Таллинн), в городе, который можно считать местом рождения «Двойника». Когда работа приближалась к концу, он написал брату: «Это будет мой шедевр». Достоевский потом читал эту повесть в кружке Белинского. Эту повесть слушал Тургенев. Все были в восхищении. Белинский говорил, что это даже сильнее, чем «Бедные люди». Другие говорили, что это, может быть, посильнее «Мертвых душ» Гоголя, а «Мертвые души» были все-таки основным шедевром того времени.

Но потом вдруг все изменилось, когда повесть была напечатана произошел какой-то слом. Изменил свое отношение Белинский, он счел это произведение неудачей Достоевского. В какой-то мере и сам Федор Михайлович поддался на эти разговоры, упал духом и тоже стал считать, что повесть ему не удалась. Но вот что интересно: выйдя с каторги, Достоевский обращается снова к «Двойнику». Вот, скажем, «Неточка Незванова» была не закончена, было бы гораздо логичнее ему вернуться и дописать «Неточку Незванову». Нет, он ее бросил, но зато вернулся к «Двойнику», пытался его исправить, дописать и доказать всем, что это вещь стоящая.

Вот пишет он брату уже после каторги: «Это исправление... будет стоить нового романа. Они увидят наконец [они - то есть вот те, кто не оценил], они увидят наконец, что такое «Двойник»!.. Одним словом, я вызываю всех на бой». Ну, это очень характерно для Достоевского: «Вызываю всех на бой». И опять же брату пишет: «Зачем мне терять превосходную идею, величайший тип по своей социальной важности, который я первый открыл и которого я был провозвестником». А это уже 1859 год. Чем все кончилось? Достоевский так и не завершил переделку «приключений» в «поэму». Он кое-что поправил, довольно много исправил, и мы сейчас «Двойник» имеем в двух вариантах: как он сначала вышел в журнале и как был напечатан в начале 1860-х годов.

Интересно, что Достоевский вернется к разговору о «Двойнике» еще раз через 30 лет после того, как он появился. В «Дневнике писателя» 1877 года он так говорит об этом произведении: «Повесть эта мне положительно не удалась, но идея ее была довольно светлая, и серьезнее этой идеи я никогда ничего в литературе не проводил». Это сказано, когда написаны «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток». И накануне «Братьев Карамазовых» он сообщает брату, что никогда ничего серьезнее этой идеи не проводил! Вот одна из больших загадок, над которой бьется современная филология и бились критики XIX и XX века: смысл «Двойника».

После Гофмана и Гоголя

Сама тема двойничества не новая в литературе. В первую очередь приходит на память Гофман. В нескольких произведениях у него есть герои-двойники. Это роман «Эликсиры сатаны», это новеллы «Крошка Цахес», «Двойники», некоторые другие произведения. Гофмановская романтическая тема раздвоения человека пришла и в русскую литературу. Антоний Погорельский в 1828 году выпустил книгу «Двойник, или мои вечера в Малороссии». О двойничестве пишет и Вельтман. Что же нового внес Достоевский в эту гофмановскую тему?

Герой Достоевского - сумасшедший. Описывается процесс безумия, схождения с ума, что тоже не ново, на память прежде всего приходят «Записки сумасшедшего» Гоголя, и во многом Достоевский ориентируется на это произведение. На какой почве сходит с ума герой Достоевского? Примерно на той же, что и герой Гоголя. Гоголевский Поприщин, - тоже титулярный советник, как и Голядкин, он влюбляется в генеральскую дочь. Есть такой городской романс: «Он был титулярный советник, она - генеральская дочь». Так вот, нашему титулярному советнику непонятно, почему предпочтение отдано не ему, а другому человеку, у которого чин повыше: «Чем он лучше меня? Что у него, два носа, что ли? Такой же человек, как и я. Так почему он камер-юнкер, а я - нет?». Этот вопрос о царящей несправедливости его очень беспокоит, а в конечном счете приводит на грань безумия: «А почему я не испанский король? Почему бы мне не быть испанским королем?». Встает проблема самоидентификации личности, установления своего места в этом мире. Это и социальная проблема, это, конечно, и психологическая проблема.

У Достоевского в «Бедных людях» Макар Алексеевич Девушкин вопрошает Вареньку: «Почему другим все, а вам - ничего? Почему такая несправедливость, кто ее учинил?» Вот эта мысль о несправедливом устройстве мира и является причиной сумасшествия и Поприщина и Голядкина. Тут Достоевский идет вслед за Гоголем.

Ветошка с амбицией

Давайте присмотримся, кто же такой господин Голядкин и чем он отличается, скажем, от Макара Алексеевича Девушкина. На первых страницах описано утро титулярного советника Якова Петровича Голядкина. Сразу надо сказать, что титулярный советник - это не такой уж и маленький чин. Это примерно соответствует в армии чину капитана, то есть он не на самой низкой ступени находится, но и не на высокой. Он помощник столоначальника, а значит, не переписчик, как предыдущий герой Достоевского. Он уже сочиняет бумаги, он небольшой, но начальник. И не такой уж и бедный. Напоминаю, как Макару Алексеевичу 100 рублей дает его превосходительство, для него это громадная сумма, а вот в начале повести «Двойник» Голядкин пересчитывает свои средства - у него оказывается 750 рублей. Это не такая уж и маленькая сумма, сумма, которая, как говорит сам герой, далеко может повести. Она его и повела далеко, слишком даже далеко.

У него своя квартира! Макар Алексеевич Девушкин снимает, как вы помните, уголок на кухне, а у Голядкина своя, не нанятая квартира. У него свой лакей Петрушка. У него новехонький вицмундир, новые сапоги, шинель - не как у Девушкина или, скажем, гоголевского героя, у него шинель с енотовым воротником. То есть он, в общем-то, человек, который не бедствует. Его к бедным людям нельзя отнести.

Тогда в чем же беда господина Голядкина? Мы видим в начале повести, как он куда-то собирается, к какому-то очень важному событию готовится. Ему приносят новые сапоги, новую жилетку. Петрушка напяливает ливрею с чужого плеча. Подъезжает нанятая на один день карета. Зачем ему карета, притом с гербами, напрокат? Мы понимаем, что герой наш собирается на какое-то предприятие, и дальше происходят еще более странные вещи.

Он заезжает в Гостиный двор. Зачем-то оценивает серебряные и золотые изделия. Сторговывает обеденный чайный сервиз на 1500 рублей, то есть ровно вдвое дороже, чем у него есть денег. Затем торгуется и заказывает мёбели (как тогда говорили) на шесть комнат. У него всего одна комната, а он мёбель заказывает на шесть! Затем он присматривает затейливый дамский туалет в последнем вкусе моды. Зачем ему, холостяку, дамский туалет?

Зачем господин Голядкин все это проделывает? Он, судя по всему, хочет показаться чуточку повыше, чем он есть на самом деле. Сервиз зашкаливает вдвое, мебель - вшестеро, тут какая-то игра на повышение, когда человек, как бы сейчас сказали, позиционирует себя на более высоком месте в жизненной иерархии.

Ну и наконец, он едет в нелепой карете по Петербургу. Ему это доставляет удовольствие, быстро сменяемое страхом. Навстречу попадается его начальник, который страшно удивлен, видя господина Голядкина в громоздкой карете, и вот тут очень интересный эпизод. Голядкин прячется в угол кареты и говорит: «Это не я. Это не я, это другой». Здесь уже начинается раздвоение, «другой» - тот, кого он играет, на чьем месте он хотел бы оказаться.

Но куда же едет господин Голядкин? Он устремился на бал к господину Берендееву. (Интересные имена: голядь и берендеи - это, по русским летописям, племена, жившие когда-то на русской земле). Голядкин едет к господину Берендееву на бал в честь дня рождения его дочери, Клары Олсуфьевны. На бал его никто не приглашал. Более того, он здесь персона нон грата. Он, видимо, в свое время набедокурил и отрешен от дома, но тем не менее едет. С какой целью? Опять-таки, видимо, хочет доказать и другим, и самому себе, что он - не такой уж и мелкий человек.

И вот что интересно. У господина Голядкина очень часто в его рассуждениях возникает слово «ветошка», от «ветошь», и он многократно говорит, и сам себя убеждает в том, что не позволит «затереть себя, как ветошку, об которую грязные сапоги обтирают». «И, как ветошку, себя затирать я не дам». И решился он протестовать, это уже повествователь говорит, и протестовать всеми силами, до последней возможности. Правда, повествователь начинает сомневаться: может быть, если бы кто и захотел, так непременно обратил бы в ветошку господина Голядкина, но даже в этом случае пускай «подлая, грязная бы вышла ветошка, но ветошка эта была бы не простая, ветошка эта была бы с амбицией».

Перед нами не просто маленький человек, но маленький человек с амбицией, и амбиция его в том, что он желает занять более высокое положение, которое, как ему кажется, вполне соответствует его природе. Ну вот зачем он едет на этот несчастный бал? Может быть, он влюблен в Клару Олсуфьевну? Отнюдь. Просто его заедает, что в женихах человек более удачливый, чем он, некий Владимир Семенович, молодой коллежский асессор (это уже следующий чин после титулярного), и к тому же племянник начальника канцелярии. И по существу ведь, господин Голядкин едет, чтобы дать бой своему сопернику, чтобы доказать, что он имеет не меньше прав на Клару Олсуфьевну. Он попадает на этот бал вопреки запрету, прячется где-то на лестнице, но потом прорывается, попадает на бал, и кончается это тем, что его просто-напросто спускают с этой лестницы. Вот такой удар по самолюбию, по болезненной-то амбиции!

Кстати, интересно описан бал у господина Берендеева. Это описание имеет отношение к общему смыслу повести. Достоевский очень язвительно, гоголевскими красками описывает празднество, где каждый играет положенную роль, носит приличествующую маску. Все изображают из себя благородство, начиная с хозяина, который долгой службой поимел хорошенький капиталец. Намек вполне прозрачный: умел брать взятки. Однако и он, и все остальные играют в благородных людей, и вот это тоже имеет отношение к общей идее повести. Господин Голядкин живет в мире, где все играют предлагаемую роль, а ему досталась не самая важная, да и правила игры он непозволительно нарушает.

Явление двойника

Естественно, его выталкивают, выгоняют с незаконно занятого места. Тогда-то и наступает время двойника. Господин Голядкин бежит по петербургским улицам. Это ноябрь, снег с дождем. Слышен выстрел пушки, предупреждающий о наводнении. Ситуация что-то нам напоминает, что-то подобное уже было в русской литературе, Достоевский любит играть на литературных аллюзиях, припоминаниях...

Ну, конечно, это «Медный всадник», это момент безумия бедного Евгения, когда за ним гонится всадник, сошедший с пьедестала. «Петербургская поэма» в прозе перекликается с «петербургской повестью» в стихах. Однако перекличка здесь не только с Пушкиным. «…собачонка, вся мокрая, издрогшая, увязалась за господином Голядкиным и бежала около него бочком, торопливо, понятливо на него поглядывая. Какая-то далекая, давно уж забытая идея, - воспоминание о каком-то давно случившемся обстоятельстве, - пришла теперь ему в голову». Что ж это за обстоятельство?

Повесть Достоевского по-разному можно читать, в данном случае аллюзия взывает к читателю образованному, начитанному, который помнит, что Мефистофель впервые явился Фаусту в виде собачонки. И видение бедного Евгения, и явление Мефистофеля, по Достоевскому, чем-то близки друг другу. Дьявольское наваждение приходит на страницы «Двойника» из русской и мировой литературы.

В этот самый момент господин Голядкин и видит некоего незнакомца, который оказывается его двойником, незнакомец идет перед ним, заходит в его квартиру, встречает его. И эта глава пятая кончается многоточиями после фразы: «одним словом, что называется, двойник его во всех отношениях». Читатели полтора века спорят, а что такое двойник господина Голядкина: это бред, фантом, созданный его воображением, или это какой-то реальный человек, возможно, похожий на господина Голядкина. Я думаю, что у Достоевского и то и другое: это и бред, и реальный человек. Как это может быть?

Однажды Достоевский, уже в конце своей жизни, написал одной своей знакомой по поводу того, что такое фантастика в литературе, и привел в пример «Пиковую даму» Пушкина как верх искусства фантастического. «В конце повести, - пишет Достоевский - вы не знаете, как решить: вышло ли это видение из природы Германа или действительно он из тех, которые соприкоснулись с другим миром», то есть вот это видение старухи графини - или это сон Германна, или это реальное соприкосновение с потусторонним миром. «И вы не знаете, как это решить», - говорит Достоевский. В этом, собственно говоря, и соль, что вы теряетесь и не знаете, как понимать. Эта растерянность запрограммирована Пушкиным, он нарочно ставит своего читателя в ситуацию неопределенности.

Достоевский в «Двойнике» не только героя, но и читателя ставит на грань раздвоения. Мы теряемся в догадках: двойник – это болезнь и какое-то видение господина Голядкина, либо это вполне реальный человек. Критики и литературоведы также разделились на два лагеря. Мне кажется, что, в принципе, Достоевский нарочито строит свой рассказ так, чтобы «угодить» и тем, и другим. Если говорить о первом явлении двойника, здесь все говорит за то, что он вышел как бы из природы самого господина Голядкина: он изгнан, он потерял самого себя, и сам от себя хотел бы спрятаться или убежать.

Двойник в таком понимании есть воплощение мыслей господина Голядкина, реализация его собственных переживаний. Известны работы психиатров, которые рассматривали эту повесть и писали, что Достоевский очень точно описывает момент психиатрического заболевания. Доктор Яновский, хорошо знакомый в то время с Достоевским, свидетельствует, что Достоевский тогда очень много прочел медицинской литературы. «Психиатрическая» версия работает, но посмотрим, что дальше.

По особому поручению

В следующей главе господин Голядкин появляется в канцелярии и его ждет неприятный сюрприз. Появляется некий новый чиновник, которого берут на службу в эту же канцелярию, и этот чиновник оказывается его двойником. Он, как кажется господину Голядкину, похож на него, и его тоже зовут Яков Петрович Голядкин. Причем никого вокруг это не удивляет! Получается, что он уже не фантом, потому что мы видим реакцию окружающих людей и понимаем, что это вполне реальный человек, не призрак. Таким образом, получается, что двойник в повести имеет действительно две природы. В одном случае это галлюцинация, а в другом это действительно реальный чиновник. В конце повести господин Голядкин обнаруживает, что он не так уж на него и похож.

Это одна из загадок «Двойника», мы все время находимся между двумя версиями, фантастической и реальной. Следуя последней, некий новый чиновник (реально существующий) идет вместе с господином Голядкиным к нему домой после службы, наводит его на откровенный разговор, выпытывает у него какие-то сведения, и господин Голядкин за кружками пунша опрометчиво выложил ему всю свою подноготную. А на следующий день Голядкин-младший ведет себя уже совершенно по-другому: он издевательски и по-хамски обращается с Голядкиным-старшим и совсем не похож на того бедного чиновника, который провел с ним всю ночь в дружески-подобострастных излияниях. В чем дело? Откуда взялся этот второй господин Голядкин и что за роль он играет? У меня есть на этот счет своя версия, и я ее попытаюсь изложить. Она еще не звучала в литературе о Достоевском.

Вот на что я обращаю внимание. Во второй главе господин Голядкин идет к Крестьяну Ивановичу Рутеншпицу, доктору медицины, у которого он, видимо, начинает лечиться, и Крестьян Иванович интересуется не только «медицинскими» подробностями жизни господина Голядкина, и тот чувствует какой-то подвох, когда Крестьян Иванович спрашивает его адрес. Действительно, зачем доктору адрес приходящего больного? Он расспрашивает также о его служебных делах, и господин Голядкин не на все вопросы отвечает. И когда они расстаются, Крестьян Иванович смотрит ему вослед внимательно и любопытно. Доктор исчезает из повести и появляется только в конце, неожиданно, чтобы увезти господина Голядкина в сумасшедший дом. Крестьян Иванович человек служивый, имеет орден значительный, и можно предположить, что в этом своем качестве он должен был сообщить куда следует, что такой-то чиновник перешел границы дозволенного и ему место не в канцелярии, а в сумасшедшем доме. В таком случае становится понятно, почему именно Крестьян Иванович (а не другой какой-нибудь доктор) в конце повести приезжает «арестовать» господина Голядкина.

Очевидно, что имела место некая интрига, в которую втянут и двойник Голядкина. Подтверждением служит эпизод, когда столоначальник Голядкина рассказывает ему, как второй Голядкин был взят на службу, явившись с рекомендацией. «А от кого же-с?» - спрашивает Голядкин. «Хорошая, говорят, рекомендация; его превосходительство, говорят, посмеялись с Андреем Филипповичем … и сказали, что хорошо, и, пожалуй, и что они с их стороны не прочь». Не прочь от чего? Видимо, в этой рекомендации было что-то такое особенное, над чем можно было посмеяться, а потом все же сказать: мы не будем сему противодействовать.

И потом оказывается, что этот второй господин Голядкин сразу же занимает в канцелярии положение чиновника по особому поручению. «Я уже давно предчувствовал, - говорит Голядкин первый, - что он по особому поручению». И это «по особому поручению» много раз повторяется. Так что вполне реальным будет предположение, что Голядкин-2 не случайно пошел на квартиру к Голядкину-1, его «особое поручение», очевидно, и заключалось в том, что он должен был проверить «сигнал» Крестьяна Ивановича, выяснить до конца, что происходит с Голядкиным, и сообщить куда следует.

Стоит заметить, что в планах переработки повести есть эпизод, когда оба Голядкина вступают в кружок Петрашевского (тот самый, за участие в котором Достоевский был приговорен к смертной казни), и двойник оказывается доносчиком. Петрашевцы и на самом деле были арестованы по доносу внедрившегося в кружок осведомителя – П. Д. Антонелли. Доносчик, по существу, профессиональный двойник, этот план писателя, узнавшего о роли Антонелли еще во время следствия, лишь разворачивал ту роль, которую играл в повести Голядкин-2.

Что же в итоге получается? Если мы принимаем Голядкина-2 как реальное лицо, которое исполняет особую миссию по выявлению и преследованию Голядкина-1, тогда все становится на свои места, и делается понятно, почему господин Голядкин чувствует себя загнанным зверем. Это не просто мания - можно, конечно, и психологически это объяснить, - но это и реальное преследование, когда внешние силы стремятся вытеснить господина Голядкина с того места, которое он занимает.

Страшная бездна совершенно подобных

Мотив вытеснения человека с занимаемого им места проходит через всю повесть и аккумулируется в письме господина Голядкина к Вахрамееву: «Прошу Вас, милостивый государь мой, передать сим особам [тем особам, которые меня преследуют], что странная претензия их и неблагородное фантастическое желание вытеснять других из пределов, занимаемых сими другими своим бытием в этом мире, и занять их место, заслуживают изумления, презрения, сожаления и, сверх того, сумасшедшего дома». Есть некие силы, которые реально вытесняют меня с моего места – такова идея двойника, грозная по сути, и она только педалирована в страшном сне господина Голядкина.

Ему снится, что двойник, как он называется, «известное своим неблагопристойным направлением лицо», стремится занять место его на службе и в обществе, опорочить его репутацию, присвоить его достижения. Здесь немножко от Гофмана, от крошки Цахеса, который присваивал себе достоинства окружающих людей. Он их подминал под себя, выжимал из них лучшие соки, присваивал себе. Это очень важная и вполне жизненная тема, которая идет, как мы понимаем, от романтизма, и у Достоевского получает продолжение не менее значительное, чем у самого Гофмана.

В страшном сне господина Голядкина это вытеснение, замещение человека каким-то его подобием приобретает совершенно фантасмагорические формы. Господин Голядкин бежит, он пытается убежать от своего двойника, но «с каждым шагом его, с каждым ударом ноги в гранит тротуара, выскакивало, как будто из-под земли, по такому же точно, совершенно подобному и отвратительному развращенностию сердца - господину Голядкину. И все эти совершенно подобные пускались тотчас же... бежать один за другим, и длинною цепью, как вереница гусей, тянулись и ковыляли за господином Голядкиным, так что некуда было убежать от совершенно подобных… Народилась наконец страшная бездна совершенно подобных, - так что вся столица запрудилась наконец совершенно подобными». Этой страшноватой фантастике Достоевского можно легко найти современные созвучия, когда людей замещают какие-то фантомы, когда человеческая личность распыляется и вместо нее является огромное количество каких-то заместителей. Страшный сон господина Голядкина придает повести черты антиутопии, как бы сейчас сказали.

Анатомия отношений к начальству

В чем же природа двойничества? Почему происходит замещение человека подобным существом? Возможно объяснение психологическое: причина в самом нашем герое, поскольку его двойник несет в себе те качества, которым господин Голядкин завидует. Он хотел бы быть, как бы сейчас сказали, успешным, он хотел бы быть ловким, хитрым, изворотливым, но у него не получается, что-то ему мешает. Может быть, нравственные какие-то соображения. Он бесконечно повторяет, что он не интриган, но из самой назойливости повторов следует, что ему-таки хочется быть интриганом.

Двойник - реализация его скрытых желаний и потенций. Чем это можно доказать? Вот в ту самую ночь с двойником о чем мечтает господин Голядкин? Он хочет сделать двойника своим союзником: «Мы, дружище, будем хитрить, заодно хитрить будем; с своей стороны будем интригу вести в пику им». А ведь он не устает повторять, что он не интриган. Его мечтания исходят из его амбиций. Еще раз повторю его коронную фразу: «Я не ветошка, об которую сапоги вытирают, я не ветошка, я не дам себя затирать».

Но если не ветошка, то кто? Очевидно, сидит в нем это желание, которое выразилось в известном эпохальном лозунге: «Кто был ничем, тот станет всем». Ему хочется стать всем! Не просто свое место занять, а занять место сильного. И, кстати говоря, в переделанном «Двойнике» Достоевский собирался этот мотив еще больше обнаружить через параллель Голядкина и... Гарибальди. Идея, так сказать, гарибальдийская, идея протеста, силы, в чем-то уже наполеоновской, обнаруживает себя в прожектерстве маленького человека. Но двойничество у Достоевского, повторяю, двойственно же и объяснено. То есть дело и в самом Голядкине, и в том, что весь мир так устроен. Вспомним еще раз о бале у господина Берендеева.

Двойничество - результат свойств и особенностей мира, в котором живет наш герой. С самого начала, когда появляется двойник, чем Голядкин возмущается? «А по какому праву все это делается? Кто разрешил такого чиновника?» То есть он апеллирует к начальству: почему начальство попустило, и он отвергает предположение, что это, может быть, законы природы, это, может, Господь Бог так захотел. Нет, все решается начальством.

В переработке «Двойника» Достоевский и эту мысль собирался усилить, вот что мы там читаем: «В Голядкине видно, как человек путается, потому что, кроме администрации, никто ничего не знает». «Кроме администрации», то есть мир построен на чинопочитании, на отношениях начальства и подчиненных. Все сие Достоевский называет: «анатомия всех русских отношений к начальству», писатель здесь выступает очень едким сатириком. Вот, к примеру, как господин Голядкин обращается к начальству и пытается себя обелить: «Я совсем не вольнодумство, Антон Антонович, я бегу вольнодумства», «Принимаю благодетельное начальство за отца». Вот что Достоевский называет анатомией всех русских отношений к начальству.

А дальше замечательная сцена, когда его превосходительство покидает канцелярию и его провожают подчиненные. «Все чиновники стояли неподвижно и в почтительном ожидании. Дело в том, что его превосходительство остановился внизу лестницы, в ожидании своего почему-то замешкавшегося экипажа, и вел весьма интересный разговор с двумя советниками». А рядом, на почтительном расстоянии остальные, и, конечно, «весьма улыбались, видя, что его превосходительство изволит шутить и смеяться». Слушайте, как это все знакомо: начальство изволит шутить, и все вокруг делают вид, как это остроумно.

«Столпившиеся на верху лестницы чиновники тоже улыбались и ждали, покамест его превосходительство опять засмеются... Но всех более, по-видимому, был рад и чувствовал удовольствие недостойный и неблагородный враг господина Голядкина [то есть его двойник]. Он в это мгновение даже позабыл всех чиновников… Он обратился весь в слух и зрение, как-то странно съежился, вероятно чтоб удобнее слушать, не спуская глаз с его превосходительства, и изредка только подергивало его руки, ноги и голову какими-то едва заметными судорогами, обличавшими все внутренние, сокровенные движения души его». Боже мой, как будто смотришь телевизор. Вот то, что Достоевский называет «анатомия всех русских отношений к начальству». И это тоже начало раздвоения, когда человек не принадлежит себе, когда он играет некую, довольно подлую роль.

Я не могу не вспомнить здесь один эпизод, связанный с Пушкиным. Это записано одной его замечательной современницей, Александрой Осиповной Смирновой-Россет, когда она встречает Пушкина в Царском Селе. Очень расстроенный Пушкин. Она его спрашивает, что случилось. Он говорит: «Я только что встретил царя (Николая I)». «А почему же вы так расстроены?» «Он очень был добр ко мне, очень расположен, очень благосклонно говорил». «Ну так и замечательно. Что тут плохого?» «И я почувствовал, - говорит Пушкин, - как подлость разлилась во всех моих жилках». Вот и в «Двойнике» мы наблюдаем начало раздвоения личности, когда человек перестает быть собой, когда он играет эту роль, связанную с его отношением к начальству.

«Рожа сочинителя» и троллинг читателей

Следует сказать и о том, как построена повесть, как рассказана история господина Голядкина. Вначале повествователь как бы встает на точку зрения героя и вместе с тем дает свои оценки, когда иронические, когда сочувственные. Например, описывается, как господин Голядкин разглядывает свои 750 рублей ассигнациями: «Вероятно, пачка зелененьких, сереньких, синеньких, красненьких и разных пестреньких бумажек тоже весьма приветливо, одобрительно глянула на господина Голядкина… Наконец он вынул ее, свою утешительную пачку государственных ассигнаций». Говорит здесь повествователь, а словечки «утешительную» и «глянула приветливо» - это, конечно, восприятие героя, так повествователь играет с нами и переходит на сторону героя. В филологии это называется несобственно-прямой речью. Речь героя как бы вторгается в речь повествователя, и чем дальше, тем больше, а когда появляется двойник, происходит слом повествования, повествователь уходит в сторону, и мы начинаем все видеть только глазами самого господина Голядкина.

Когда повествователь самоустраняется, когда он перестает нам вообще что-либо объяснять, это, конечно, вот такая игра Достоевского с читателями, игра, которую он начал еще в «Бедных людях». Известна его реплика в письме к брату, что вот все читали «Бедные люди» и все искали «рожу сочинителя», «а я, - говорит Достоевский, - им свою не показывал». То есть он играет с читателем и прячется за героев, но в «Бедных людях» он прячется просто за письма героев, а здесь он все же показывает самого себя (как рассказчика), а потом вдруг прячется и оставляет нас наедине с господином Голядкиным. На современном языке это можно было бы назвать троллингом. Автор разыгрывает, троллит своих читателей, приводит в недоумение, а что на самом деле происходит, он не объясняет, уходя в сторону.

«Двойник» - это такой эксперимент Достоевского, ищущего новых форм рассказывания. Поздний Достоевский найдет новые формы, но и тогда он будет играть с читателями, то появляясь, то исчезая и оставляя нас наедине с героями. Последнее Михаил Михайлович Бахтин называл полифонией. Но мне кажется, что это несколько сложнее. Все-таки уже начиная с «Двойника» мы видим, что автор то появляется, то исчезает. Попробуйте поиграть с Достоевским в эту игру, попробуйте разгадать «Двойника», попробуйте уяснить, зачем автор играет с вами в эту игру. Может, и выступит вперед та большая и светлая идея «Двойника», о которой Достоевский даже через 30 лет с гордостью пишет в «Дневнике писателя».

Попытка проникнуть в природу человека

Я думаю, что из критиков, современников Достоевского, практически никто не смог проникнуть к этой светлой идее, проникнуть в суть «Двойника», даже Белинский, я не говорю о других участниках кружка, но вот был один критик, который, на мой взгляд, сумел это увидеть, уловить. Это Валерьян Майков, замечательный критик, на мой взгляд, более глубокий и сильный, чем сам Белинский. Он, к сожалению, прожил очень короткую жизнь, как метеор, блеснул на небосклоне русской критики. Достоевский его чрезвычайно ценил и тогда, и потом. Он из талантливой семьи Майковых, брат Аполлона Майкова, поэта.

Валерьян Майков дал «Двойнику» едва ли не самую точную характеристику: «В этом произведении он [то есть автор] так глубоко проник в человеческую душу, так бестрепетно и страстно вгляделся в сокровенную манипуляцию человеческих чувств, мыслей и дел, что впечатление, производимое чтением «Двойника», можно сравнить только с впечатлением любознательного человека, проникающего в химический состав материи». Прав критик: «Двойник» - это была попытка проникнуть в природу человека. И было сделано открытие, к которому автор много раз потом возвращался.

Мотив двойничества мы не раз еще встретим в романах Достоевского. В «Преступлении и наказании» композиция включает систему двойников, повторяющих в какой-то мере Раскольникова. В «Идиоте» замечательно рассуждение о «двойных мыслях», свойственных природе человека. Версилов в «Подростке» разбивает иконы и говорит, что это не он, это двойник сделал. Ну и, наконец, в «Братьях Карамазовых» черт - двойник Ивана Федоровича, плод его воображения и явление из другого мира. Я думаю, что тема двойничества не оставляла Достоевского на протяжении всего его творчества.

И, наконец, последний год жизни, письмо Достоевского Екатерине Юнге от 11 апреля 1880 года. Девушка пожаловалась на раздвоение личности, когда она осознает, что нельзя, не должно так делать, и все-таки делает. Отчасти узнается голядкинская коллизия. И вот что ответил ей Достоевский: «Что Вы пишете о Вашей двойственности? Но это самая обыкновенная черта у людей… не совсем, впрочем, обыкновенных. Черта, свойственная человеческой природе вообще. …Вы мне родная, потому что это раздвоение в Вас точь-в-точь как и во мне, и всю жизнь во мне было. Это - большая мука, но в то же время и большое наслаждение».

Дальше он определяет, в чем смысл такого раздвоения: «Это - сильное сознание, потребность самоотчета и присутствие в природе Вашей потребности нравственного долга к самому себе и к человечеству. Вот что значит эта двойственность. Были бы Вы не столь развиты умом, были бы ограниченнее, то были бы и менее совестливы, и не было бы этой двойственности. Напротив, родилось бы великое-великое самомнение. Но все-таки эта двойственность - большая мука».

И дальше Достоевский дает свой рецепт как лечиться, им выжитый и проверенный: «Верите ли Вы во Христа и в его обеты? Если верите (или хотите верить очень), то предайтесь ему вполне, и муки от этой двойственности сильно смягчатся, и Вы получите исход душевный». К таким вот мотивам ведет нас повесть «Двойник», которая открыла перед Достоевским новые горизонты в понимании тех бездн, что таятся в природе человека. И «Двойник» - да, эксперимент, но такой, который был чреват новым познанием.

Литература

1. Касаткина Т.А. «Двойник» Ф.М. Достоевского: психопатология и онтология // Касаткина Татьяна. О творящей природе слова. Онтологичность слова в творчестве Ф.М. Достоевского как основа «реализма в высшем смысле». М., 2004.
2. О Достоевском. Сборник статей под ред. А.Л. Бема: Прага 1929/1933/1936. М., 2007 (статьи Д.И. Чижевского, Н.Е. Осипова, А.Л. Бема).
3. Поддубная Р.Н. Двойничество и самозванство // Достоевский: Материалы и исследования: 11. СПб., 1994.
4. Щенников Г.К. «Двойник» Достоевского как творческий диалог с Э.Т.А. Гофманом // Достоевский и мировая культура. Альманах № 24. СПб., 2008.

Повесть, начатая летом 1845 г. и оконченная 28 января 1846 г. (впервые опубл.: , с подзаголовком «Приключения господина Голядкина»). Спустя два десятилетия «Двойник» был издан во второй, переработанной редакции, включенной в С этого набора также было выпущено и отдельное издание повести:

Повесть имела большую творческую историю. Замысел ее возник у Достоевского вскоре после окончания и начал осуществляться с июня 1845 г., когда писатель гостил у своего в Ревеле. С ним он делился своими творческими мыслями и читал написанные страницы повести. Осенью работа над «Двойником» продолжалась в Петербурге, но шла не так скоро, как того хотелось писателю, о чем он в шутливой форме сообщал в письме брату: «Яков Петрович Голядкин выдерживает свой характер вполне. Подлец страшный, приступу нет к нему; никак не хочет вперед идти, претендуя, что еще ведь он не готов...». Связав себя обязательством представить текст повести в «Отечественные записки» к началу нового 1846 г., Достоевский торопился и досадовал на себя: «...я до самого последнего времени, т.е. до 28 числа, кончал моего подлеца Голядкина . Ужас! Вот таковы человеческие расчеты; хотел было кончить до августа и протянул до февраля!» ).

Во время работы над повестью Достоевский был уверен, что герой удался ему, считая Голядкина своим chef-d"œuvre; предварительные отзывы, в которых «Двойник» называли гениальным произведением, вторым по значению после «Мертвых душ», также воодушевляли молодого писателя. Однако после публикации мнения изменились, и негативная оценка повести повергла его в уныние. Он сознается в том, что поторопился с напечатанием, обманул ожидания читателей и испортил вещь. Наступает момент творческого кризиса: «Мне Голядкин опротивел. <...> Рядом с блистательными страницами есть скверность, дрянь, из души воротит, читать не хочется. Вот это-то и создало мне на время ад, и я заболел от горя» ().

В дальнейшем, планируя новое издание, Достоевский решает совершенно переделать повесть. Черновые наброски к предполагавшейся ее переработке в записных книжках № 1 (1861—1862) и № 2 (1862—1864) говорят о расширении замысла и намерении писателя дать более развернутую картину русского общества, наполнить ее злободневным содержанием. Вместо этого писатель только более четко обозначил основные линии своего повествования, убрав несущественные эпизоды, монологи и диалоги действующих лиц. В новой редакции он также ослабил пародийное значение жанровой формы «Двойника», сняв ироничные аннотации к главам и изменив подзаголовок. Внесенные изменения, по всей видимости, не удовлетворили автора. В ноябрьском выпуске «Дневника писателя» за 1877 г. Достоевский еще раз возвращается к теме «Двойника»: «Повесть эта мне положительно не удалась, но идея ее была довольно светлая, и серьезнее этой идеи я никогда ничего в литературе не проводил. Но форма этой повести мне не удалась совершенно <...> если б я теперь принялся за эту идею и изложил ее вновь, то взял бы совсем другую форму; но в 46-м году этой формы я не нашел и повести не осилил». Критическое отношение Достоевского к повести свидетельствует не о действительной неудаче, постигшей «Двойника», а скорее о взыскательном отношении писателя к своему таланту.

Оценка и истолкование художественного замысла «Двойника» были неоднозначны: в критической литературе просматривается известная эволюция взглядов на характер и сущность произведения в целом и восприятие темы двойничества в частности. Отзывы на повесть в прижизненной критике были в основном неблагосклонны. Авторы статей о «Двойнике» И.В. Брант, С.П. Шевырев, К.С. Аксаков, Ап. А. Григорьев сочли его неудавшимся как в плане содержания, так и в художественном отношении. Новый социально-психологический «подпольный» тип, открытый Достоевским, был ошибочно воспринят как пародия на человека вообще. Нетрадиционную форму повествования признали слабой попыткой подражания Гоголю в изображении чиновничьей жизни, а фантастику — излишеством в гофмановском духе. Оценивая повесть по меркам нормативной эстетики 40-х гг., недальновидные критики приняли новаторский символико-психологический характер повести и прием сознательной деэстетизации действительности за неоправданный натурализм, искажающий образ мира и человека. Повесть казалась им «чудовищным созданием», в котором реальность начинала принимать форму бреда. Негативная реакция была вызвана также непривычными для читателей этой эпохи неадекватными проявлениями психофизической природы человека, многие из которых не считали это достижением литературы: «"Двойник" — сочинение патологическое, терапевтическое, но нисколько не литературное...» (Григорьев).

Первоначальные критические отзывы о «Двойнике» были поддержаны частью советских литературоведов 1950—1960-х гг. Так, В.В. Ермилов также усматривал в «Двойнике» подмену социального психопатологическим. Как мрачный и безотрадный взгляд на человеческую природу, развенчание гуманистических представлений о человеке расценили художественную концепцию повести В.Я. Кирпотин и В.И. Кулешов. Иная, положительная точка зрения на повесть с момента ее появления содержалась в работах В. Белинского. Делая скидку на неопытность молодого автора в отношении стиля и творческого метода, Белинский признает его заслуги и творческую смелость в изображении психологии личности: «...характер героя принадлежит к числу самых глубоких, смелых и истинных концепций, какими только может похвалиться русская литература». На глубину нравственно-психологической проблематики «Двойника» и типичность переживаний главного героя для определения социального слоя указал В.Н. Майков: «"Двойник" развертывает перед вами анатомию души, гибнущей от сознания разрозненности частных интересов в благоустроенном обществе». Некоторые читатели узнали себя в «Двойнике» (Нечаева).

В критике конца XIX — начала XX в. наметилось осмысление основной проблемы «Двойника» как внутренней борьбы в душе героя, обусловленной столкновением двух противоположных нравственно-психологических начал. Такому истолкованию противостоит анализ повести в работах ряда советских литературоведов. Доказывая, что «Двойник» не был идейно-эстетическим срывом Достоевского, но в то же время не разделяя и концепции внутренней раздвоенности сознания главного героя, Ф.И. Евнин видит в повести трагедию столкновения беззащитного «маленького» человека с миром социальной несправедливости. Центральный конфликт «Двойника» определяется им не как внутренний, а как внешний, состоящий в замещении, вытеснении Голядкина с занимаемого им места в жизни «сильными мира сего». Концепция «вытеснения» заняла прочное место в достоевистике. М.Я. Ермакова выводила поставленную Достоевским тему замещения слабых, не приспособленных к жизни людей более сильными и хищными из творчества Лермонтова; в примечаниях к «Двойнику» в ПСС (в 30 т.) социально-психологическая тема обезличения человека и низведения его обществом до униженного положения, встречающаяся в «Бедных людях», связывалась с одним из любимых произведений Достоевского — романом И.И. Лажечникова «Ледяной дом». В книге В.Н. Захарова «Система жанров Достоевского» также подвергается сомнению тема двойничества, или «подполья», как центральная тема повести. Сам жанр «петербургской поэмы», по мнению исследователя, не позволяет отнести его к числу произведений пародийного характера, разоблачающих изъяны человеческой природы. Главная задача «Двойника» представляется автору иной: рассмотреть судьбу героя в своеобразной исторической перспективе петербургского периода русской истории и в соотнесенности с творческой установкой самого писателя изобразить «восстановление погибшего человека, задавленного несправедливо гнетом обстоятельств, застоя веков и общих предрассудков». Анализ хронотопа, символической топонимики, символики имен дал основание автору считать «Двойник» повестью о подавлении человеческой личности в условиях самодержавно-бюрократического строя, об изживании и вытеснении человека ограниченного, но достойного его жестоким и расчетливым двойником.
Одновременно с идеей «вытеснения» в научной литературе разрабатывается и концепция раздвоения личности Голядкина. В ее критическом осмыслении обозначаются два аспекта. Первый проистекает из статьи Н.А. Добролюбова «Забитые люди», где впервые определяется как центральная для повести тема «раздвоения слабого, бесхарактерного и необразованного человека между робкою прямотою действий и платоническим определением к интриге, раздвоения, под тяжестью которого сокрушается, наконец, рассудок бедняка». Критик рассматривает раздвоенность сознания Голядкина как следствие негативных социальных условий его существования. В этом же ключе размышляет о повести и Г.М. Фридлендер: с его точки зрения, ее гротескно-фантастический сюжет использован в «Двойнике» чтобы показать внутреннюю противоречивость героя, порожденную социальным унижением, нелепостью и несправедливостью чиновничье-иерархического мира. Сходным образом Алб. Ковач считает причиной внутренней раздвоенности Голядкина как социальный быт героя, так и социально-этическую сферу его бытия — проникновение в сознание Голядкина принципов антагонистичного общества, которые он безуспешно пытается примирить с ценностями общечеловеческими. В освещении критика получает новую трактовку тема вытеснения как замещение в сознании нравственных принципов понятиями выгоды, корысти, расчета, интриганства. Это порождает двойственное состояние в мире, обрекающее его на мучительные страдания и распад личности. Пересмотр точки зрения на «Двойника» состоялся также в работах А.Б. Удодова, К.И. Тюнькина, В.Н. Белопольского.

В настоящее время возобладал другой подход к проблеме раздвоения личности героя «Двойника», преемственно связанный с работами русских религиозных философов конца XIX — начала XX в. — Вл. Соловьева, Н. Бердяева, Н. Лосского. Для них Достоевский прежде всего великий антрополог, исследователь человеческой природы, ее глубин и тайн. Достоевский не только писатель-реалист, но и экспериментатор, «создатель опытной метафизики человеческой природы» (Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М., 1994. Т. 2. С. 152), изображающий вечные стихии человеческого духа. Опираясь на данное представление о Достоевском, О.Н. Осмоловский приходит к новому пониманию «превосходной идеи» повести: это «идея психологической полярности человека», «драма психологического раздвоения», а не «идея замещения человека с патриархальным сознанием буржуазным хищником» (как считал, например, Ф.И. Евнин). Достоевский не мог считать себя «провозвестником» последней, т.к. она уже разрабатывалась в западноевропейской литературе и писателями натуральной школы. В повести, по мысли исследователя, показана крайняя степень обезличенности — безумие героя, но зависимость человека от массового сознания и социальной среды, подавляющих его личную свободу, происходит от изначального несовершенства его душевной природы. Таким образом, от концепции социального детерминизма в объяснении раздвоения личности Голядкина О.Н. Осмоловский переходит к концепции свободы воли. В лице Голядкина, по его мнению, Достоевский впервые изобразил массовый тип «подпольного человека», в котором наиболее ярко проявляются изначальные противоречия человеческой души. В свете этого обретают новый смысл слова Достоевского: «Зачем мне терять превосходную идею, величайший тип по своей социальной важности, который я первый открыл и которого я был провозвестником?».

Сходную интерпретацию смысла повести и образа главного героя, но не столько в нравственно-психологическом, сколько в религиозном аспекте предлагает С.И. Фудель. Его точка зрения в значительной мере идет от Вл. Соловьева, который считал, что сочинения Достоевского проникнуты религиозной идеей: «Изведав божественную силу в душе, пробивающуюся через всякую человеческую немощь, Достоевский пришел к познанию Бога и Богочеловека», «он брал человека во всей его полноте и действительности». С момента написания повести основной концепцией человека у Достоевского становится идея борьбы человека со злом в себе как потребность нравственного долга и как отражение извечного противостояния темных демонических сил силам света в христианском понимании этой проблемы. В свете изложенных взглядов на содержание «Двойника» нуждаются в новом прочтении и интерпретации символический смысл приема двойничества, тип сюжета и характер повествования, генезис жанра и стиль повести.

Голядкин — собирательный образ русского чиновника, который синтезировал нравственно-психологические свойства, заложенные в душевной структуре данного социального типа в произведениях русских и европейских писателей, прежде всего Гоголя и Гофмана. Тип чиновника традиционно бытовал в литературе в двух своих полярных разновидностях: в образе бедного, жалкого, забитого, но добросовестного служаки и в образе карьериста, ловкого плута-проходимца, подобно герою пикарески, стремящегося повыгоднее устроиться в жизни. По замыслу Достоевского эти два противоположных по своему нравственному содержанию типа личности должны были совместиться в одном лице — экспериментальном герое Якове Петровиче Голядкине, титулярном советнике. Однако, чтобы не нарушить логики построения характера и художественной правды, писатель прибегает к фантастическому приему двойничества: рядом с Голядкиным-старшим появляется его близнец Голядкин-младший, схожий с ним как две капли воды и чудесным образом имеющий с ним одно имя и фамилию. Герои-близнецы близки, однако, не только внешне, но и по своей духовной сущности: оба они принадлежат к миру чиновничества, имеют одну и ту же довольно ограниченную жизненную программу — продвинуться по службе и занять достойное положение в обществе. Разница между ними лишь в том, что первый хочет достичь ее прямым и честным путем, а второй — через подхалимаж и интриганство. В них обоих воплощаются, соответственно, оба художественных типажа с присущим им набором нравственно-психологических черт.

Голядкин-старший исполнителен, услужлив, но страдает комплексом вины и страха перед жизнью из опасения оконфузиться и потерять расположение начальства. Для него характерна молчаливость и замкнутая мечтательность. В этом смысле Голядкин — родной брат Поприщина и Девушкина. Он серый, заурядный человек, гордящийся, однако, своими положительными качествами: «не интриган, и этим горжусь». Повышения по службе — получения чина коллежского асессора — Голядкин надеется добиться исключительно благодаря признанию своих скромных достоинств. Напротив, его двойник олицетворяет собой тип наглого карьериста, авантюриста и интригана, не брезгующего никакими средствами для достижения цели. Исследователи отмечают в Голядкине-младшем байронический комплекс , предполагающий самоутверждение путем духовного насилия над слабым существом; чичиковский комплекс использования обстоятельств для извлечения личной выгоды и «новый» комплекс «подполья», сочетающий аморализм с ничем не ограниченным личным произволом. Между двумя разновидностями чиновников нет непроходимой границы, она условна и подвижна. Все, что так откровенно и цинично отобразилось в младшем Голядкине, незримо присутствовало в душе Голядкина-старшего, в чем он не отдавал себе отчета. Эту подсознательную сущность своего героя Достоевский вывел как самостоятельно действующее лицо в образе двойника. Борьба Голядкина-старшего с младшим представляет собой символическую аллегорию борьбы человека со злом, коренящимся в природе его собственной души. Трагическим исходом этой борьбы становится умопомешательство Голядкина-старшего и торжество его зловещего двойника. Герой оказывается беззащитным и безоружным перед своим удачливым соперником. Причина этого кроется не только во внешних обстоятельствах, но и в нем самом.

Образы Голядкина-старшего и неотделимого от него двойника стали подлинным открытием раннего Достоевского, вершиной его психологизма. Наряду с изображением типического в среднем чиновнике он изобразил всю «тайную» психологию его личности во взаимодействии с социальной средой, показав, во что могут вылиться оборотные стороны его души и какие опасные, разрушительные силы коренятся в душевной природе безобидного, казалось бы, «маленького человека». Предметом художественного изображения в повести с самого начала выступает самосознание героя. На это впервые указал М.М. Бахтин: «Мы видим не кто он есть, а как он сознает себя, наше художественное видение оказывается уже не перед действительностью героя, а перед чистой функцией осознания им этой действительности». Стремясь раскрыть самосознание героя, Достоевский постигает глубины душевной жизни человека.

Голядкин-старший уже более развитая личность по сравнению с персонажами гоголевских петербургских повестей, людей, безвинно страдающих под гнетом бездушной бюрократической машины. Его образ мыслей являет собой новый этап развития самосознания «маленького человека», когда он начинает задумываться о себе как о некой значимой величине и выделять себя из общей массы чиновничества. Достоевский запечатлел тот момент саморазвития личности, когда отправной точкой человеческой жизни становится осознание возможности свободного выбора. Само состояние внутреннней свободы сообщает душе человека какое-то внутреннее довольство, сознание собственного достоинства. Именно это блаженное чувство и испытывает Голядкин, когда впервые в жизни принимает самостоятельное решение, выходящее за рамки его обычных служебных занятий, прокатиться в голубой карете по Невскому: «...господин Голядкин судорожно потер себе руки и залился тихим, неслышным смехом, как человек веселого характера, которому удалось сыграть славную штуку и которой штуке он сам рад-радехонек». Вырываясь из привычного монотонного ритма жизни, герой начинает создавать, творить вокруг себя новую реальность. Этим в первую очередь обусловлено избрание автором для своей истории авантюрного сюжета, равно как и карнавальной атмосферы. Его герой по своей прихоти оказывается вовлеченным в некое театрализованное действо. По Бахтину, карнавальному мироощущению присущи веселая относительность, пафос смен и обновлений, раскрепощенность, освобождение от условностей. Все эти признаки присутствуют в повествовании о похождениях Голядкина. Героем движет прежде всего осознание свободы собственной воли и внутренний протест против приниженности и обезличенности, который выражается в стремлении заявить о своем существовании и праве на счастье и благополучие. Он впервые встает перед выбором своей человеческой сущности. Между тем та человеческая сущность, которая импонирует Голядкину, весьма далека от идеала высокодуховной личности, и даже смешна: ему всего-навсего хочется быть человеком, занимающим высокое положение в обществе. Это в известной степени закономерно: Голядкин находится в составе определенного социального организма — чиновничества — со сложившейся системой ценностей, и его свобода, следовательно, не выходит за ее рамки. Реализуя свою свободу, герой добивается не духовных, а вполне определенных земных благ, идет по пути внешнего, а не внутреннего преображения. Поэтому он обращает такое пристальное внимание на свое лицо и изменения внешнего облика. Он не живет богатой духовной жизнью, среда ограничивает его творческий потенциал чисто эгоистичными интересами.

Сюжет «Двойника» изначально определяется волей героя к утверждению собственной личности в борьбе за достижение соответствующей ей жизненного статуса. Эти мечты Голядкина находят символическое отражение во сне героя: «Он видел себя в прекрасной компании, где он отличался остроумием и любезностью так, что все его полюбили, все отдали ему первенство». В личном плане пределом его честолюбивых мечтаний становится женитьба на Кларе Олсуфьевне, дочери его благодетеля, статского советника Берендеева, чему препятствует сделавший карьеру молодой чиновник, племянник начальника отделения в департаменте, где служит Голядкин. Создается внешнее препятствие к достижению цели, но есть и внутренние причины, по которым герою не удается добиться успеха. Исходная ситуация, которая определила холодное и враждебное отношение общества к Голядкину, обусловлена совершенным им неблаговидным поступком: Яков Петрович посватался к Кларе Олсуфьевне уже после того, как подписал обещание жениться на кухмистерше, девице Каролине Ивановне. То обстоятельство, что герой скрывает, а затем отрицает этот аморальный поступок, отталкивает от него и друзей, в частности чиновника Вахромеева, который сообщает ему в письме, что «некоторые особы живут не по правде и, сверх того, слова их — фальшь и благонамеренный вид подозрителен». Неурядицы на любовном и общественном поприще герой мотивирует кознями врагов, сговорившихся погубить его. Не заглядывая в свою душу, он ищет причину всех несчастий в окружающих его людях, попеременно обвиняя всех, с кем его свела судьба: немку Каролину Ивановну, начальника отделения. Вопреки своему утверждению «мизерных двуличностей не жалую», Голядкин готов очернить своего бывшего покровителя: «...старикашка! в гроб смотрит, дышит на ладан <...> а сплетню бабью заплетут какую-нибудь, так он уж тут слушает...». Презрение к окружающим контрастно оттеняется нежно-фамильярным отношением героя к самому себе: «...дурашка ты этакой, Голядкин ты этакой, — фамилия твоя такова!..». Таким образом, Голядкин находится в оппозиции со всем миром. Эту определяющую черту личности героя Достоевского первым уловил В.Г. Белинский: «Голядкин — один из тех обидчивых, помешанных на амбиции людей, которые так часто встречаются в низших и средних слоях общества. Ему все кажется, что его все обижают и словами, и взглядами, что против него всюду составляются интриги, ведутся подкопы. Это тем смешнее, что он ни состоянием, ни чином, ни местом, ни умом, ни способностями решительно ни в ком не может возбудить зависти». Свойственная гоголевским чиновникам забитость и угнетенность духа перерождаются в Голядкине в болезненное самолюбие и амбициозность. Самая важная идея для него та, что он не «ветошка», которую можно «затереть». С одной стороны, сознание Голядкина отражает целеустремленность в достижении жизненных целей, с другой — реакцию на воздействие внешнего по отношению к нему мира, которая выражается в болезненном переживании неудач и страданиях уязвленного самолюбия.

Раскрывая тему двойственности человеческой натуры, Достоевский решительно отходит от просветительской концепции личности: в его герое в одном лице могут уживаться две натуры, одна из которых вытесняет другую. Этот сам по себе необычайный феномен облекается писателем в форму занимательного сюжета единого действия. Новизна художественной формы «Двойника» связана с опытом писателя разрешать глубокие проблемы этико-психологического плана в рамках небольшого по объему повествования, в котором прозаическое переплетено с невероятным, фантастическим, протокольная точность — с вневременным и вечным.

Действие повести ограничивается четырьмя днями из жизни титулярного советника. I—IV главы посвящены описанию одного светового дня, в течение которого герой стремится удовлетворить свои честолюбивые запросы. Основной конфликт здесь носит характер амбициозного противостояния Голядкина отторгающей его среде. Преобладает смешанный тип авторского дискурса, основанный на чередованиях дескриптивных и аналитических фрагментов в единстве с диалогами действующих лиц, но вначале автор предпочитает прием самораскрытия персонажа через диалогизированный тип повествования, редко прибегая к оценочно-психологическим характеристикам. Изначальное соотношение мнения Голядкина о себе и его внутренней сущности вызывает ироническое отношение повествователя к герою, которого он впоследствии насмешливо-снисходительно называет «откровенный наш герой», «солидный господин Голядкин», «благонамеренный господин Голядкин». Писатель раскрывает тонкий психологический механизм, который лежит в основе поведения человека с непомерно разросшимися амбициями и необоснованными претензиями к жизни. Оказавшись не способным привлечь к себе внимание и добиться желаемого прямым путем, он подсознательно начинает искать иные способы достижения цели. Это порождает феномен раздвоения личности: по природе нерешительный, совестливый, конфузливый, стремящийся быть «как все», Голядкин неожиданно обнаруживает беспринципность, изворотливость, дерзость, смелость и развязность.

Психология двойничества определяется игровым отношением к миру, которое, прежде всего, затрагивает глубинную суть личности человека. Стремясь предстать в глазах общества в образе честного, кроткого, прямодушного чиновника и обладая в известной степени долей этих достоинств, Голядкин на каждом шагу демонстрирует качества прямо противоположные. В ряде эпизодов, начиная с первой главы, присущий Голядкину игровой комплекс поведения проявляется открыто. Обрядившись в новое платье, наняв карету с гербами, Голядкин разыгрывает роль высокопоставленного лица, богатого человека, которому нипочем сторговать товара на знатную сумму в дорогих магазинах Гостиного двора. Шутовской выезд Голядкина — своеобразная психологическая компенсация за отсутствие надлежащего положения в обществе. В этой сцене герой опровергает якобы присущую ему неспособность ко лжи и лицедейству (ср.: «Маску надеваю лишь в маскарад, а не хожу с нею перед людьми каждодневно»). Вопреки стремлению жить без маски Голядкин бессознательно примеривается к новой социальной роли, о которой втайне мечтает. В этом заключается двойственность его естества, которая проявляется в данном случае в двух противоположных психоэмоциональных состояниях: неудержимой радости от удачной игры и страха быть узнанным. Психологической разрядкой становится неожиданная мысль героя, оправдывающая его в глазах начальства: «...прикинуться, что не я, а кто-то другой, разительно схожий со мною, и смотреть, как ни в чем не бывало...». Так исподволь подготавливается появление двойника. Герой начинает играть в жизни двойную, не свойственную ему роль, словно увлекаемый каким-то непонятным роком. О.Г. Дилакторская высказывает мысль, что действиями героя руководит нечистая сила, подталкивающая его к участию в дьявольском сценарии: «Автор неизменно подчеркивает: "господин Голядкин быстро подался вперед, словно пружину какую-то кто тронул в нем", тем самым выявляя сходство персонажа с марионеткой. Любопытно и то, что дергает эту марионетку, по всей видимости, черт». На ту же деталь указывает и В.В. Виноградов: действия героя механизированы, и сам он превращается «в марионеточную фигуру, повторяющую <...> определенный круг движений». Таким образом, поведение героя предопределено действием таинственных сил, ставящих его в ситуацию испытания и нравственного выбора. В такой ситуации оказывается Голядкин и на следующем этапе развертывания авантюрного сюжета, когда ему отказывают в приеме на званый обед по случаю дня рождения Клары Олсуфьевны. В нем снова борются два противоречивых побуждения: желание провалиться сквозь землю и соблазн оказаться на празднике на всеобщем обозрении и возвыситься в глазах света. Уступив этому роковому влечению, Голядкин тайком проникает в дом Берендеевых и незваным является на праздник. «Самозванство» — еще один психологический комплекс, которым страдает «маленький человек». Характеризуя самозванство как тяжелую болезнь русской личности, Р.Н. Поддубная усматривает в поведении Голядкина «хлестаковский» вариант самозванства: на балу он пытается играть роль галантного кавалера и светски образованного человека. В.Е. Ветловская находит общность Голядкина с «мнимым» или «ложным» героем народной сказки, стремящимся занять место, на которое его никто не звал и которое истинный герой счел бы недостойным. Бездарность и незнание светского этикета окончательно подрывают его репутацию: Голядкина с позором выставляют из дома.

Изгнание является кульминационным моментом в общей цепи событий и одновременно самым драматичным эпизодом в развитии психологического сюжета, т.к. связано с крушением иллюзий героя и стыдом за неудачно сыгранную роль. Изображение внутреннего мира отверженного Голядкина составляет содержание V главы. Оказавшись на улице в промозглую осеннюю ночь, герой находится на грани отчаяния, сам отрицая себя: «Господин Голядкин не только желал теперь убежать от себя самого, но даже и совсем уничтожиться, не быть, в прах превратиться». Кризис личности, постигший Голядкина, разрешается неожиданным поворотом сюжета — появлением на мосту странного незнакомца, который впоследствии оказывается двойником, копией героя. «Словно движимый какой-то постороннею силою», Голядкин устремился за прохожим. По наблюдению Г.А. Федорова, Голядкин пробегает четыре однотипных моста и дважды встречает плутающего кругами по мостам Фонтанки двойника, перебегает Аничков мост — мост «братьев близнецов» Диоскуров, концентрирующий архитектурную тему «мостов-близнецов» через Фонтанку. Таким образом, художественное пространство повести символизируется, отражая движение героя по замкнутому (порочному) кругу. С одной стороны, загадочное появление двойника из мглы заснеженного Петербурга имеет психологическое обоснование — он мог померещиться герою, находящемуся в пороговом состоянии психики, в крайнем напряжении душевных сил. С другой стороны, оно мотивировано обращением писателя к эстетике иррационального: в «Двойнике» автор впервые прибегает к приему соединения углубленного социально-психологического анализа с мистикой, верой в некие сверхъестественные силы, которые обнаруживают себя в мире. По воле этих таинственных сил или по случайному стечению обстоятельств двойник оказывается на службе в том же департаменте, что и господин Голядкин. В исследовательской литературе 1970—1980-х гг. преобладала концепция галлюцинаторного безумия героя Достоевского (работы М.С. Гуса, Г.М. Фридлендера, Ф.И. Евнина). Двойник в свете этой концепции представляется призраком, миражом, существующим только в сознании Голядкина-старшего, в его расстроенном воображении, а не на самом деле. Убедительную аргументацию физической реальности двойника приводит В.Н. Захаров, текстуально доказывая, что с самого первого момента его появления он осознается протагонистом, рассказчиком-хроникером и другими персонажами как подлинное, действительное лицо, наделенное в то же время сверхъестественными чертами.

Идея двойничества в художественной литературе имеет мифологическое происхождение и содержится в так называемых близнечных мифах. Их истоки коренятся в представлениях о неестественности близнечного рождения, которое у большинства народов считалось уродливым, а сами близнецы — страшными и опасными существами, соприкоснувшимися со сверхъестественной силой и ставшими ее носителями. Поэтому в появлении близнецов усматривается сакральный смысл. В архаичных мифах близнецы часто выступают антагонистами и ведут себя как соперники, враждебные по отношению друг к другу. В фольклорной традиции аналогом близнецов являются сказочные противники героя, подменяющие его собой благодаря полному внешнему сходству, — образ Лиха, черта, который трактуется как вредитель. В.Е. Ветловская по ряду художественных деталей усматривает в образе Голядкина-младшего сказочного черта: внезапность появления, принятие чужого облика, лицедейство, особая (короткая) нога, троекратное падение лошади, на которой едет двойник, и др. В последующей культурной традиции тема близнечества связывается с темой двойника и его тени. Она была весьма распространена в западно-европейской литературе, начиная с фантастической повести А. Шамиссо «Необычайная история Петера Шлемиля», где обыгрывается мотив утраты героем своей тени. Исследователи указывают на сходство темы «Двойника» с готическим романом Э.Т.А. Гофмана «Эликсиры сатаны» и его повестями «Крошка Цахес», «Двойник», «Выбор невесты» в плане разработки авантюрного сюжета, образа двойника, мотивировок, связанных с религиозной концепцией воздаяния за грехи, сложной интриги с запутанными отношениями между персонажами. В примечаниях к «Двойнику» в ПСС (в 30 т.) и исследователями отмечено, что в рус. литературе начала XIX в. до Достоевского мотив встречи героя со своим двойником был разработан А. Погорельским в сборнике его новелл «Двойник, или мои вечера в Малороссии» (1828), а тема раздвоения нравственного сознания — в повести Е.П. Гребенки «Двойник» в сборнике «Рассказы пирятинца» (1837), в романе А.Ф. Вельтмана «Сердце и думка» (1838) и др.

После явления двойника сюжет повести отражает взаимодействие героя с «другим» Голядкиным и миром чиновничества. Главы VI—VII описывают второй день приключений Голядкина, когда герой пытается осмыслить феномен знакомства со своим подобием. Вначале двойник вызывает у него шок, затем — боязнь, что его появление может как-то «амбицию его запятнать и карьеру его загубить», пока он не успокаивается на мысли, что «природа щедра» и что благодетельное начальство, узрев промысел Божий в создании близнецов, не откажется принять обоих. Двойник господина Голядкина не проявляет себя вначале как сформировавшаяся личность, становление его характера происходит чудесным образом в течение суток: в результате страшной метаморфозы из робкого, почти невинного, совестливого существа, каким он предстал перед Голядкиным, вдруг вырастает личность страшная и беспринципная. По наблюдению В.Н. Белопольского, Голядкин сам творит двойника по своему образу и подобию: в изначальном расположении героя к Голядкину-младшему лежит не подлинное участие, а сознательный расчет: он решает использовать его в борьбе против своих врагов: «Ну да ведь мы с тобой, Яков Петрович, сойдемся, будем жить <...> как братья родные <...> заодно хитрить будем; со своей стороны будем интригу вести в пику им». Голядкин-младший мгновенно усваивает психологию начинающего карьериста и искусно применяет ее для выживания Голядкина-старшего, своего «благодетеля», давшего ему хлеб и кров. С этого момента протагонист теряет инициативу и становится объектом злого умысла своего двойника. Начиная с главы VIII внешний событийный сюжет повести выражается, с одной стороны, в цепи злоключений Голядкина, вызванных кознями двойника, ставящих его в трагикомические положения; с другой стороны, в ответных действиях героя, пытающегося защитить свою честь и амбицию. К эпизодам данного событийного ряда относятся попытка Голядкина- младшего обманным путем перейти дорогу герою в служебных делах, неприличная выходка с целью унизить его в глазах сослуживцев, подлый обман в кофейном доме, где двойник бесстыдно воспользовался сходством с господином Голядкиным, чтобы не платить по счету. Кульминационный момент сюжетного действия наступает в тот момент, когда герой, потрясенный событиями дня, забывается в тяжелом сне.

Движение психологического сюжета здесь связано со всем комплексом мыслей, чувств и ощущений Голядкина, которые находят свое выражение в пространных монологах героев, его репликах, несобственно-прямой речи и анализируются в авторских комментариях. Первое столкновение с двойником вызывает у Голядкина-старшего протест и недоумение, которое сменяется сомнениями, смешанными с надеждой на возможный союз. Он даже оправдывает Голядкина-младшего, чувствуя какое-то внутреннее родство с ним. В.Ф. Переверзев усматривает в природе обоих Голядкиных общий психологический комплекс — желание того, что неосуществимо, но с поправкой на преследуемый ими эгоистичный интерес (см.: Переверзев В.Ф. Гоголь. Достоевский: Исслед. М., 1982. С. 230). Дальнейшее поведение двойника вызывает нарастание отрицательных эмоций протагониста. Голядкин осознает его как «совсем развращенного человека», пришедшего его погубить, убеждаясь в том, что в его лице он приобрел сильного и могущественного противника. Внутренний мир титулярного советника определяется заботами о восстановлении испорченной репутации, стремлением распутать сеть интриг его врагов и принявшего их сторону двойника. Убедившись, что начальство отдает предпочтение Голядкину-младшему, герой потрясен фантастическим желанием последнего вообще вытеснить его из пределов бытия, им занимаемых. Справедливый гнев Голядкина, его возмущение посягательством на святая святых его личности становится объектом авторской иронии, к которой примешивается и доля сочувствия: «Позволить обидеть себя он никак не мог согласиться, тем более дозволить себя затереть, как ветошку <...>. Не спорим, впрочем, не спорим, может быть, если б кто захотел, если б уж кому, например, вот так непременно захотелось обратить в ветошку господина Голядкина, то и обратил бы, обратил бы и без сопротивления, и безнаказанно <...> вышла бы ветошка, а не Голядкин — так, подлая, грязная бы вышла ветошка, но ветошка-то эта была бы не простая, ветошка была бы с амбицией <...> хотя бы и с безответной амбицией и с безответными чувствами...». В этом единственном образном определении протагониста повествователь раскрывает низменную сущность своего героя — «ветошку с амбициями», обнаруживая ничтожность, бездуховность его помыслов и устремлений, глубоко спрятанных за той личиной, которую он на себя надевает. Автор постоянно подчеркивает внутреннюю неустойчивость, нерешительность героя, что свидетельствует о шаткости его нравственного состава. Это качество, вероятно, заложено и в символике фамилии героя: В.Е. Ветловская связывает ее с привычкой героя все делать с оглядкой (в форме Голядка фамилия представляет собой метатезу: Голядка — оглядка). Таким образом, в свое время взятая на себя Голядкиным непосильная для него роль сильной личности, пробивающей себе дорогу в жизни, загадочно отделяется от своего носителя и становится самостоятельной сущностью. В характере близнеца отразились все те черты интригана и лицемера, которые были лишь слабо намечены в оригинале. Двойник перенимает и обращает против Голядкина те средства, которыми тот пользовался, чтобы самоутвердиться: неблагодарность и беспринципность в отношении своего покровителя Берендеева, самозванство, пренебрежение приличиями, игру с жизнью. Так вытесняет Голядкин-старший положительное содержание своей личности, превращаясь в другого человека, так же вытесняет его с занимаемого места его «недостойный близнец», в облике которого проступают демонические черты.
В главах Х—ХІ новые события — известие об отставке Голядкина и всеобщее отчуждение — перемежаются мрачными, тоскливыми мыслями и предчувствиями героя, контрастно оттеняемыми солнечным светом погожего зимнего дня. Двойник наносит еще более болезненные удары по самолюбию Голядкина, так что тот ощущает себя осмеянным, уничтоженным, опозоренным. В почти невменяемом состоянии герой пускается в погоню за двойником и после неудачной попытки объяснения с ним в кофейне вступает с ним в неравную борьбу, преследуя его на дрожках. Психологическое напряжение в этот момент достигает предела: «тоска его доросла до последней степени своей агонии. Налегши на беспощадного противника своего, он начал кричать». Поражение лишает героя силы воли и жизни, однако в третий по счету раз по ходу сюжетного действия кризис разрешается: герой получает письмо Клары Олсуфьевны с мольбой о похищении. В главах XII—XIII движущим мотивом сюжета вновь становится активность Голядкина, который предпринимает последнюю отчаянную попытку уйти от злой судьбы. В герое борются два противоположных стремления: готовность смириться духом и найти покровительство у начальства и безумная мысль о похищении. Действие уходит в глубь переживания героем своей участи, в связи с чем возрастает роль внутренних монологов и авторских комментариев нравственно-психологического состояния героя. В душе Голядкина накапливается обида, сознание своей отвергнутости, униженности. Та среда, к которой стремится герой, отталкивает его, становится непрерывным источником страданий и в конце концов приводит к душевному расстройству. Достоевский изображает духовный кризис героя, сопровождающийся нарастающим безумием на почве неудовлетворенных амбиций. К концу повествования иронический тон обретает трагическую окраску, а сюжет наполняется философским смыслом. Окончательное поражение Голядкина по воле его таинственного двойника представляется как своего рода возмездие за утрату героем человечности, устремленность к карьере и материальному благополучию путем отказа от истинных нравственных ценностей. В финале он добровольно отказывается от своего «я» и отправляется в дом скорби в сопровождении зловещего доктора Рутеншпица. Герой не сумел создать себя как личность: подлинное человеческое содержание души он растратил в погоне за миражами. Отчаяние его есть слабость, пассивное страдание, противоположное самоутверждению. Трагедия Голядкина — в утрате своей личности на том этапе развития его душевной жизни, когда он только начал сознавать себя человеком.

В.Н. Захаров, исследуя символику повести, соотносит фамилию Голядкин с балтийским племенем «голядь», растворившимся, исчезнувшим в славянском этносе в эпоху нашествия Батыя. Это наводит на мысль о трагическом поглощении героя Достоевского окружающей его средой. У истоков «петербургской поэмы», по мнению исследователя, стоит поэма Гоголя «Мертвые души», которая настраивает на размышления о судьбах России, русского народа в целом и «маленького человека» в частности.

Стиль поэмы определяется типом повествования от лица вымышленного рассказчика с ярко выраженной экспрессивной манерой речи. В ней отчетливо обозначается влияние гоголевского сказа, живописующего душевные движения героя и детали окружающей обстановки, которые выливаются иногда в перечисление. Преобладающей формой повествования является несобственно-прямая речь, обусловленная диалогической обращенностью рассказчика к герою. Современные исследователи опровергают вывод В.В. Виноградова о слиянии автора и героя при переходе повествовательного сказа в речь Голядкина. При передаче внутренней речи персонажа своим языком рассказчик пародийно ломает его слова и фразы, утрирует особенности речи. Это вызывает комический эффект и позволяет отличить авторскую позицию от позиции героя. Авторское и чужое слово в повести разграничены стилистически и интонационно. Речь повествователя — правильная, выразительная, образная, временами иронично-насмешливая или проникнутая лиризмом. Для описания пейзажа, предметного мира и человека характерна метафоричность языка. Авторское сознание также воплощается в оценочно-психологических суждениях о герое, размышлениях на разные темы. Сознание Голядкина проявляется в формах примитивного чиновничьего идиолекта и официальной казенной фразеологии с использованием книжно-заученных и пословичных выражений.

Общий эмоциональный тон повествования выдержан в гоголевской традиции серьезно-смехового. Ироничная настроенность автора по отношению к герою не переходит в его высмеивание, а уравновешивается сознанием трагизма положения «маленького человека».

Арсентьева Н.Н. Двойник // Достоевский: Сочинения, письма, документы: Словарь-справочник. СПб., 2008. С. 55—64.

Прижизненные публикации (издания):

1846 — СПб.: Тип. Ив. Глазунова и Комп, 1846. Год восьмой. Т. XLIV. Февраль. С. 263—428.

Второе издание : СПб.: Тип. К. Жернакова, 1846. Год восьмой. Т. XLIV. Апрель. С. 263—428.

1866 — Полное собрание сочинений Ф.М. Достоевского. Новое, дополненное издание. Издание и собственность Ф. Стелловского. СПб.: Тип. Ф. Стелловского, 1866. Т. III. С. 64—128.

1866 — Новое, переделанное издание. Издание и собственность Ф. Стелловского. СПб.: Тип. Ф. Стелловского, 1866. 219 с.

Может показаться, и в некоторой степени это так и есть, что произведение Ф. М. Достоевского «Двойник», написанное в 1846 году, представляет собой длинную, очень мрачную и скучную повесть из жанра классической эпохи романтизма о доппельгангере, двойнике человека - темной стороне личности и антиподе ангела-хранителя. В таких произведениях у некоторых авторов их герой может не отбрасывать тени и не отражаться в зеркале. Это зачастую предвещало смерть персонажа. Двойник становится воплощением теневого бессознательного содержания (это привычки, желания, инстинкты и прочее) с его «приличными и приятными» представлениями о самом себе. Этот двойник начинает питаться за счет протагониста и по мере его ослабления и увядания становится сильнее, самоувереннее, вытесняет его и занимает его место.

Анализ повести

Очень непростым для понимания сделал свое уникальнейшее произведение «Двойник» Достоевский. Краткое содержание его будет представлено немного ниже.

Однако в нем есть над чем подумать и поразмыслить, ведь Достоевский слишком глубоко копается в человеческой душе, пытаясь вытащить наружу из нее все, что многие из нас не хотят видеть и замечать. И поэтому сразу прийти к правильным выводам не так-то и легко.

Достоевскому было 24 года, когда он написал эту повесть, или поэму, как он ее сам назвал. Она была издана в журнале «Отечественные записки» вслед за «Бедными людьми». В образе героя Голядкина писатель использовал черты характера писателя Я. П. Буткова, судьба которого была немного схожа с жизнью главного героя. А писал он в основном на тему маленького человека - мелкого чиновника, столичной бедноты, который постоянно находился в материальной нужде, вечно дрожащий с начальствующими людьми. Он знал эту тему очень хорошо, так как сам был таким.

«Двойник» (Достоевский): краткое содержание

Главный герой - Яков Петрович Голядкин - занимает должность титулярного советника. Сам по себе он человек безвредный, простодушный и мягкий. Про себя он неоднократно говорил, что человек он прямолинейный, не интриган и маски надевает только на маскарад, как это принято в светских кругах. Эти качества он при каждом случае в разговоре пытается выдать за собственные добродетели.

Голядкин чувствует себя человеком маленьким, слабым и не защищенным. Его неосознанные страхи, ущемленные амбиции и комплексы проявили в нем болезненную мнительность и склонность видеть обиду в словах, жестах и действиях. Ему постоянно кажется, что кругом плетутся интриги против него, что под него копают.

Прием у Рутеншпица

Однажды серым осенним днем герой просыпается у себя дома, подходит к зеркалу, смотрится в него и видит там свою «заспанную, подслеповатую и довольно оплешивевшую фигуру», но, как бы то ни было, остается ею доволен. И тут же он достает свой бумажник и насчитывает в нем 750 рублей со словами, что там знатная сумма.

Так начинает свое развитие повесть Достоевского «Двойник». Краткое содержание далее повествует о том, что герой собирается и едет на прием к своему доктору - Крестьяну Ивановичу Рутеншпицу.

При встрече он начинает разговаривать с ним отрывисто, сбивчиво и постоянно путается. Называет себя смиренным и незатейливым человеком, который любит спокойствие, а не светский шум, где нужно уметь комплимент раздушевный составить, а хитростям он этим не учился. Дальше он без остановки начинает говорить о том, что он человек маленький, не интриган, чем и гордится. Голядкин возмущен сватовством племянника его начальника - Андрея Филипповича. Мол, слухи идут, про «близкого знакомого», что тот дал подписку жениться, а он уже с другой стороны жених, а невеста просто бесстыдная немка Каролина Ивановна. Потом Яков Петрович уходит, думая, что доктор глуп и ничего не понимает, что оставляет Крестьяна Ивановича в полном недоумении.

А дальше Голядкин отправляется на званный обед и бал к статскому советнику Берендееву Олсуфию Ивановичу в честь дня рождения Клары Олсуфьевны - его дочери. Но слуга на пороге заявляет ему, что его не велено пускать. Тогда Яков Петрович решается тайком проникнуть внутрь. На балу многолюдно, и взоры людей сразу останавливаются на Голядкине. Он от страха забивается в угол и чувствует себя букашкой. А потом его и вовсе выдворяют на улицу.

Некто

А дальше краткое содержание «Двойника» Достоевского продолжается описанием природы. Ночь была ужасная, ноябрьская, туманная, холодная и мокрая. Голядкин спасается от «своих врагов» бегством. Он так же хотел убежать и от самого себя или вовсе «уничтожиться». На минуту он было остановился и стал смотреть в мутную черную воду реки.

Вот тут-то и появляется тот самый его загадочный двойник. Достоевский (краткое содержание также передает это) свое произведение насыщает очень одним очень странным и любопытным событием.

Вдруг расстроенный Яков Петрович замечает, что по тротуару с легкой притрусочкой идет прохожий, который потом еще несколько раз встретится ему по дороге. И самым ужасным было для него встретить незнакомца у себя дома. И этот Некто оказался его двойником во всех отношениях - еще один Голядкин Яков Петрович.

А утром он встретил его в своем отделении на работе. Это был новый сотрудник с такой же фамилией и внешностью, однако среди сослуживцев он не вызывал никаких недоумений.

После работы двойник изъявил желание объясниться с Яковом Петровичем, который сразу пригласил его к себе домой.

Обед

Хозяин обхаживает гостя, поит пуншем и кормит обедом и так проникается к нему симпатией, что предлагает с ним быть родными братьями, начать вести интриги в пику врагам, а заодно и хитрить. Рано утром гость незаметно ушел. Теперь двойник Голядкина начинает выслуживаться перед начальством самым низким образом, плетет коварные интриги, перед другими чиновниками унижает его: то щипает за щеку, то щелкает по брюшку.

Настоящий Голядкин таких оскорблений снести никак не мог: после службы, увидев двойника на лестнице, он пытается завязать с ним разговор, но тот бесцеремонно садится в карету и уезжает.

Теперь часто бегает у начальства по важным и особым делам этот двойник. Достоевский краткое содержание странных событий накаляет до невозможности. Изведенный до крайности, Яков Петрович пишет своему двойнику-обидчику письмо, в котором просит объясниться. Петрушке он наказывает узнать его адрес. Слуга в скором времени сообщает, что тот живет на Шестилавочной улице, однако Голядкин понимает, что это его адрес, и решает, что бездельник Петрушка пьян и совсем не соображает, что говорит.

Письмо от женщины

Утром Голядкин проспал и опоздал на службу. В своем отделении он передает письмо господину двойнику Якову Петровичу. Сослуживцы смотрят на настоящего Голядкина с надменным любопытством, а он ищет у всех сочувствия, но не находит. Со своим двойником он пытается объясниться в кофейной, но все напрасно.

После Голядкин обнаруживает у себя письмо от Клары Олсуфьевны, которая слезно просит спасти ее и назначает ему встречу. Он полез к себе в карман и нашел пузырек с лекарством, которое ему прописал Крестьян Иванович несколько дней назад. Оно выпадает из рук и разбивается.

Яков Петрович нанимает карету и едет сначала к его превосходительству, чтобы просить защиты, но его выдворяют в переднюю. Тогда Голядкин устремляется к Берендееву и ждет сигнала от Клары Олсуфьевны. Но вскоре его замечают гости, и его двойник просит зайти к Олсуфию Ивановичу. Тот заходит и садится возле него. Вскоре в толпе проносится: «Едет, едет!» В комнате появляется Крестьян Иванович, который и увозит с собой Якова Петровича. В это время за каретой бежит двойник, но вскоре и он исчезает. А главный герой с ужасом понимает, что Крестьян Петрович какой-то не такой, совсем не похожий на прежнего. Голядкин понимает, что он уже давно это предчувствовал.

Вот такую грустную нотку вносит в свое произведение Федор Достоевский. «Двойник» (краткое содержание, как видим, закончилось очень печально для главного героя) - это то произведение, которым можно было бы блистательно закончить свое литературное поприще, как сказал бы критик Белинский. Однако для Достоевского оно стало только началом...

Петербургская поэма

Глава I

Это произведение перешло в общественное достояние. Произведение написано автором, умершим более семидесяти лет назад, и опубликовано прижизненно, либо посмертно, но с момента публикации также прошло более семидесяти лет. Оно может свободно использоваться любым лицом без чьего-либо согласия или разрешения и без выплаты авторского вознаграждения.