Исчезнувшие города. Города-призраки

В конце XVI века отряд Ермака прорубил для Руси дверь в Сибирь, и с тех пор суровые края за Уралом упорно осваивались небольшими, но стойкими отрядами добытчиков, ставивших остроги и продвигавшихся всё дальше на восток. По историческим меркам это движение заняло не столь уж много времени: первые казаки схлестнулись с сибирскими татарами Кучума на Туре весной 1582 года, а к началу XVIII столетия русские закрепили за собой Камчатку. Многих манили богатства новой земли, и в первую очередь — пушнина.

Ряд городов, основанных во время этого продвижения, благополучно стоят и поныне - Тюмень, Красноярск, Тобольск, Якутск. Когда-то они были передовыми фортами служилых и промышленных людей, уходивших всё дальше за «меховым Эльдорадо». Однако много поселений постигла участь шахтёрских городков времён американской золотой лихорадки: получив пятнадцать минут славы, они приходили в запустение, когда ресурсы окрестных краёв оказывались исчерпаны.

В XVII веке на Оби возник один из самых крупных таких городов. Он просуществовал чуть более 70 лет, но вошёл в легенды, стал первым заполярным городом Сибири, символом Ямала, и в целом его история оказалась короткой, но яркой. В свирепых морозных краях, населённых воинственными племенами, выросла быстро ставшая знаменитой Мангазея.

О существовании страны за Уралом русские знали задолго до экспедиции Ермака. Более того, сложилось несколько устойчивых маршрутов в Сибирь. Один из путей вёл через бассейн Северной Двины, Мезень и Печору. Другой вариант предполагал путешествие от Камы через Урал.

Самый экстремальный маршрут разработали поморы. На кочах - судах, приспособленных для плавания во льдах они шли по Северному Ледовитому океану, пробираясь к Ямалу. Ямал пересекали волоком и по мелким рекам, а оттуда выходили в Обскую губу, она же Мангазейское море. «Море» тут едва ли преувеличение — это пресноводный залив шириной до 80 и длиной в 800 километров, причём от него отходит трёхсоткилометровое ответвление к востоку - Тазовская губа.

Мангазейский путь был маршрутом для самых отчаянных мореходов, а кости тех, кому не повезло, навеки становились достоянием океана. Одно из озёр на ямальском переволоке носит название, которое с языка аборигенов переводится как «озеро погибших русских». Так что о регулярных безопасных путешествиях не приходилось и думать. Кроме того, отсутствовал даже намёк на какую-то базу в конце пути, где можно было отдохнуть, отремонтировать суда. Фактически, до Обской губы и обратно кочи проделывали один длинный путь.

Мехов в устье Оби хватало, но вот о постоянной фактории мечтать не приходилось: слишком сложно было снабжать её всем необходимым в таких условиях. Всё изменилось в конце XVI века. Русские разгромили рыхлую «империю» Кучума, и вскоре в Сибирь хлынули служилые и промышленные люди. Первые экспедиции выходили на бассейн Иртыша, первый русский город в Сибири - Тюмень, так что Обь была первой в очереди на колонизацию.

Тюмень / Николаас Витсен

Реки для русских были ключевой транспортной артерией в течение всей сибирской конкисты: крупный поток - это и ориентир, и дорога, которую не надо прокладывать в непроходимых лесах, не говоря о том, что лодки повышали на порядок объём перевозимого груза. Так что в конце XVI века русские двинулись по Оби, застраивая побережье крепостями, в частности, там были заложены Берёзов и Обдорск. А оттуда по меркам Сибири оставалось шаг шагнуть и до Обской губы.

В 1600 году из Тобольска вышла экспедиция в 150 служилых людей под началом воевод Мирона Шаховского и Данилы Хрипунова. Обская губа, до которой они сплавились без особых приключений, тут же показала характер: шторм побил кочи и баржи. Скверное начало не обескуражило воевод, было решено требовать у местных самоедов доставки экспедиции к месту назначения оленями. По дороге, однако, самоеды атаковали путешественников и сильно их потрепали, и остатки отряда отступили на отобранных оленях.

Тем не менее, видимо, какая-то часть пострадавшего отряда всё же дошла до Тазовской губы, и на берегу выросло укрепление — Мангазея. Вскоре рядом с острогом возвели и город. Известно имя градостроителя - это некто Давыд Жеребцов. В крепость отправился отряд в 300 служилых людей - крупное войско по меркам времени и места. Работа спорилась, и к 1603 году в Мангазее уже появились гостиный двор и церковь с попом.

Мангазея превратилась в Клондайк. Золота там, правда, не было, зато вокруг простиралась огромная страна, полная соболей. Основная масса жителей разъезжалась по окрестностям, простиравшимся на многие сотни километров. Гарнизон крепости был небольшим, всего несколько десятков стрельцов. Однако в городке постоянно толклись сотни, а то и тысячи промышленных людей. Кто-то уезжал добывать зверя, кто-то возвращался и заседал в кабаках.

Город быстро рос, за промышленными людьми приезжали и ремесленники — от портных до резчиков по кости. В городе можно было встретить и купцов из центральной России, и беглых крестьян. В городе, само собой, функционировала съезжая изба (канцелярия), таможня, тюрьма, склады, торговые лавки, крепость с несколькими башнями. Интересно, что всё это пространство застраивалось в соответствии с аккуратной планировкой.

У аборигенов вовсю скупались меха, отряды казаков доходили из Мангазеи даже до Вилюя. В качестве валюты использовались металлические изделия, бисер, мелкие монеты. Морской ход резко оживился: несмотря на весь риск, доставка товаров, в которых остро нуждались на месте (от свинца до хлеба), и обратный перевоз мамонтовой кости и «мягкой рухляди» - соболей и песцов стала доступней. Мангазея получила прозвание «златокипящей». Как такового золота там не водилось, но вот золота «мягкого» - с избытком. В год из города вывозилось по 30 тысяч соболей.

Кабак не являлся единственным развлечением жителей. Позднейшие раскопки обнаружили и остатки книг, и превосходно сработанные, украшенные шахматные доски. Довольно многие в городе были грамотны, что не диво для торговой фактории. Археологи часто находили предметы с вырезанными на них именами владельцев. Мангазея вовсе не была просто перевалочным пунктом: в городе жили женщины и дети, обыватели заводили животных и вели хозяйство близ стен. Вообще, животноводство, конечно, учитывало местную специфику: Мангазея была типичным старорусским городом, но вот ездить по окрестностям жители предпочитали на собаках или оленях.

Увы, стремительно взлетев, Мангазея быстро пала. Причин тому оказалось несколько. Во-первых, приполярная зона - не слишком продуктивное место как таковое. Мангазейцы разъезжались на сотни вёрст от города по очевидной причине: слишком быстро пропадал пушной зверь из ближних окрестностей. Для местных племён соболь не имел особого значения как объект охоты, поэтому в северной Сибири популяция этого зверя была огромной и соболей хватило на десятилетия. Однако рано или поздно пушной зверь должен был иссякнуть, что и произошло. Во-вторых, Мангазея пала жертвой бюрократических игр внутри самой Сибири.

Карта Тобольска, 1700 год

В Тобольске тамошние воеводы без энтузиазма глядели на север, где из их рук уплывали огромные прибыли, поэтому из Тобольска принялись строчить жалобы в Москву, требуя закрыть Мангазейский морской ход. Обоснование выглядело своеобразно: предполагалось, что таким способом в Сибирь могут проникать европейцы. Угроза выглядела сомнительной. Для англичан или шведов путешествие через Ямал становилось вовсе бессмысленным: слишком далеко, рискованно и дорого.

Однако тобольские воеводы добились своего: в 1619 году на Ямале появились стрелецкие заставы, разворачивавшие всех, пытавшихся преодолеть переволок. Предполагалось развернуть торговые потоки на города южной Сибири. Однако проблемы наложились одна на другую: Мангазея и так в перспективе беднела, а теперь ещё и добавлялись административные барьеры.

В Мангазее начались внутренние неурядицы. В 1628 году двое воевод не поделили полномочия и устроили настоящую междоусобицу: горожане держали собственный гарнизон в осаде, причём и те, и другие имели пушки. Бардак внутри города, административные трудности, оскудение земли. К тому же, южнее быстро разрастался Туруханск, он же Новая Мангазея. Центр пушного промысла смещался, и за ним уходили люди. Мангазея начала увядать, но ещё жила по инерции от пушного бума.

Туруханск (Новая Мангазея) / Николаас Витсен

Даже пожар 1642 года, когда городок полностью сгорел и в огне погиб среди прочего городской архив, не добил её окончательно, как и серия кораблекрушений, из-за которых возникли перебои с хлебом. Несколько сот промысловиков зимовали в городе и в 1650-е годы, так что Мангазея оставалась значительным центром по сибирским меркам, но это уже была лишь тень бума начала столетия. Город катился к окончательному упадку медленно, но неуклонно.

В 1672 году вышел официальный указ царя Алексея Михайловича об упразднении города. Стрелецкий гарнизон снялся и ушёл в Туруханск. Вскоре Мангазею покинули последние люди. Одна из последних челобитных указывает, что в некогда ломившемся от богатства городке осталось лишь 14 мужчин да некоторое количество женщин и детей. Тогда же закрылись и мангазейские церкви.

Путешественник середины XIX столетия как-то обратил внимание на торчащий гроб из берега реки Таз. Река подмывала остатки города, и из-под земли виднелись обломки самых разных предметов и сооружений. Ещё в начале ХХ века там, где стояла Мангазея, были видны остатки крепостных сооружений, а в конце 40-х годов город-призрак начали изучать профессиональные археологи. Настоящий прорыв произошёл на рубеже 60-70 годов прошлого века. Археологическая экспедиция из Ленинграда четыре года раскапывала Златокипящую.

Полярная мерзлота создавала огромные трудности, но в итоге руины кремля и 70 разнообразных построек, погребённых под слоем грунта и рощей карликовых берёз, оказались извлечены на свет. Монеты, кожаные изделия, лыжи, обломки кочей, нарт, компасы, детские игрушки, оружие, инструменты. Нашлись фигурки-обереги похожи на резного крылатого коня. Северный город приоткрывал свои тайны.

Вообще, ценность Мангазеи для археологии оказалась велика: благодаря вечной мерзлоте многие находки, которые иначе рассыпались бы в прах, отлично сохранились. Нашёлся и литейный двор с домом мастера, а в нём - богатая домашняя утварь, включающая даже китайские фарфоровые чашки. Не менее интересными оказались печати. Их в городе нашли много и среди прочих - Амстердамского торгового дома. Голландцы заходили в Архангельск, может быть, кто-то добрался и за Ямал, а возможно, это просто свидетельство вывоза части мехов на экспорт в Голландию. К находкам этого рода относится также полуталер середины XVI века.

Одна из находок исполнена мрачного величия. Под полом церкви было обнаружено захоронение целой семьи. На основании архивных данных существует предположение, что это могила воеводы Григория Теряева, его жены и детей. Они погибли во время голода 1640-х годов, пытаясь добраться до Мангазеи с караваном зерна.

Исчезнувший город Крайнего Севера - это не просто очередное поселение. Сначала Мангазея стала плацдармом для движения русских в глубину Сибири, а затем подарила настоящий клад археологам и впечатляющую историю потомкам.

Использованы материалы статьи Евгения Норина

Сколько всего на нашей планете существует затерянных городов, точно не знает никто. Но те, которые археологам удается обнаружить, неизменно вызывают огромный интерес, как у специалистов-историков, так и обычных любителей всего необычного. Вот некоторые из самых крупных затерянных городов.

(Всего 20 фото)

1. Тикаль, Гватемала

Тикаль – это один из самых больших городов-государств индейцев майя. Он был построен еще в VII веке до нашей эры, а в период расцвета численность его населения доходила до 200 тысяч человек. История Тикаль была полна драматическими моментами, и после многочисленных войн и восстаний люди окончательно покинули его. Произошло это в конце Х века, и с тех пор Тикаль остается городом-призраком.

2. Ктесифон, Ирак

В период со II по VII века Ктесифон был столицей сначала Парфянского царства, а затем Сасанидского. Дошедшие до наших времен кирпичные постройки Ктесифона и сегодня поражают воображение своим великолепием и размерами.

3. Великое Зимбабве

Большим или Великим Зимбабве называют руины древнего города, находящегося на территории южноафриканского государства Зимбабве. По оценкам археологов этот город появился в 1130 году и на протяжении трех веков считался главной святыней народа шона. За высокими каменными стенами города могли одновременно проживать около 18000 человек. Сегодня городские стены представляют собой один из самых удивительных памятников Великого Зимбабве. Они построены без применения какого-либо строительного раствора, а их высота достигает пяти метров.

4. Мохенджо-Даро, Пакистан

Относящийся к индской цивилизации город с мрачным названием Мохенджо-Даро (что переводится как «Холм Мертвецов) появился в долине Инда на территории современного Пакистана более четырех с половиной тысяч лет тому назад. Он является современником Египетских пирамид и одним из первых городов Южной Азии. Город процветал на протяжении почти тысячи лет, но все же, в конце концов, жители его покинули. Археологи высказывают предположение, что виной тому было нашествие ариев.

5. Багерхат, Бангладеш

Этот город, стоящий в месте слияния рек Ганга и Брахмапутры, был построен в XV веке. Во времена его расцвета здесь действовало 360 мечетей. Но после смерти основателя Багерхат пришел в упадок, и его почти полностью поглотили джунгли. Сегодня часть города расчищена, и здесь проводят экскурсии для туристов.

6. Национальный парк Меса-Верде, США

В Национальном парке Меса-Верде (штат Колорадо) находится множество руин старинных городов, которые строили индейцы племени анасази в VI-XIII веках. Самой крупной постройкой в парке считается великолепный «Скальный дворец», привлекающий каждый год более 700 тысяч туристов. Город был покинут жителями приблизительно в 1300 году. Причины, почему люди бросили свои дома, до сих пор неясны, но высказываются предположения, что в этом виновата продолжительная засуха.

7. Виджаянагар, Индия

Когда-то Виджаянагар был столицей могущественной империи, которая занимала весь юг Индийского субконтинента. Сегодня на месте Города Победы (так переводится название Виджаянагар) находится деревушка Хампи. Правда, здесь и сегодня кроме величественных руин находится еще и множество действующих индуистских храмов, и в том числе знаменитый храм Пампапатхи, который даже старше самого Виджаянагара.

8. Город Ани, Турция

Ани – это столица древнего армянского царства, стоящая на территории современной Турции. Когда-то население этого древнего города превышало 100 тысяч человек, а благодаря обилию храмов он был известен как город 1001 церкви. До наших дней дожили руины множества армянских церквей XI-XIII веков и дворец сельджукидов. Но все эти памятники находятся в ужасном состоянии – в них живут бездомные, и на их территории беспечные туристы устраивают пикники. Власти не проявляют должного внимания к охране этого памятника истории.

9. Фивы, Египет

Первые поселения людей на территории этого города относятся к 3200 г до н.э. В 2000 г до н.э. в Фивах проживало около 40 000 человек, что делало их самым большим городом того времени. Статус самого большого города мира Фивы сохраняли за собой вплоть до 1000 г. до н.э. Даже сегодня руины, оставшиеся от былого великолепия, поражают воображение. Самые известные памятники Фив — это храм Луксора, Карнакский храм (который является самым большим храмовым комплексом Древнего Египта) и гробница Тутанхамона.

10. Карфаген, Тунис

На протяжении своей долгой истории Карфаген являлся столицей разных государств. Сначала это было финикийское государство, которое тоже называлось Карфаген. В 146 г до н.э. и государство, и город были полностью разрушены римлянами, но довольно скоро сами же римляне отстроили Карфаген заново. После падения Рима Карфаген стал столицей королевства Вандалов. Окончательное падение великого города произошло в VII веке, когда город был разрушен арабами. Но все равно до нашего времени дожило немало руин в основном римского периода.

11. Персеполь, Иран

Основателем великолепного города Персеполь был персидский царь Кир Великий. Город был основан около 560 до н.э. На протяжении веков город переходил из рук в руки, сохраняя при этом за собой статус столицы и великого города. Но во время арабского завоевания Персеполь был полностью превращен в руины. Самым знаменитым памятником города является огромный дворец Ападана.

12. Эфес, Турция

Именно в этом городе в VI веке до н.э. был построен легендарный храм Артемиды, являвшийся одним из семи чудес света. Город процветал до тех пор, пока рядом было море. Но когда оно далеко отступило от городских стен, торговля постепенно угасла, и вместе с ней исчез и великолепный город, оставив после себя одни руины.

13. Паленке, Мексика

В III-VIII вв Паленке имел большое политическое и культурное значение для цивилизации Майя. До нашего времени дожил немало великолепных каменных построек, относящихся к 600-800 гг, среди которых Храм Солнца, Храм Креста и Храм Надписей. Город пришел в запустение задолго до прибытия Колумба, вероятно в результате межплеменных войн.

14. Помпеи и Геркуланум, Италия

Эти два погибших в результате извержения вулкана. города являются, наверное, одними из самых известных исчезнувших городов. Когда 24 августа 79 г н.э. началось катастрофическое извержение Везувия, большинство жителей Помпеи смерть настигла внезапно, а затем город был полностью погребен под многометровым слоем вулканического пепла. Жителям Геркуланума повезло больше – многие из них успели покинуть город, прежде чем он скрылся под раскаленным пеплом.

15. Петра, Иордания

В древности город Петра стоял на перекрестке важных торговых путей, что приносило ему несметные богатства. Но со временем римляне освоили водный путь, сильно ослабивший сухопутную торговлю. Постепенно жители покинули город, и его поглотили пески Аравийской пустыни. Сегодня здесь можно видеть отлично сохранившиеся великолепные древние постройки.

16. Ангкор, Камбоджа

Ангкор был столицей Кхмерской империи с IX по XV века. Сегодня он представляет собой одну из самых грандиозных по своим размерам исторических достопримечательностей мира. Площадь этого города-храма превышает 400 кв.км, а великолепие скульптур его индуистских храмов совершенно потрясает воображение.

17. Сьюдад-Пердида, Колумбия

Название Сьюдад-Пердида переводится с испанского как «затерянный город». Этот город почти на 700 лет старше, чем знаменитый Мачу-Пикчу. В 1972 г Сьюдад-Пердида был случайно обнаружен местными расхитителями гробниц. Когда торговля археологическими ценностями из этого города приобрела крупные масштабы, власти Колумбии наконец-то заинтересовались, и город был обнаружен после полномасштабного исследования. В этом районе постоянно идут боевые действия между правительственными войсками и различными вооруженными группировками, поэтому туристы довольно сильно рискуют, отправляясь даже по официально предлагаемым маршрутам, которые охраняют колумбийские военные. Сама дорога в Сьюдад-Пердида тоже достаточно тяжелая и требует хорошей физической подготовки.

18. Мачу-Пикчу, Перу

Древний город Мачу-Пикчу в 2007 году получил звание Нового чуда света. Город появился около 1440 г и процветал вплоть до таинственного и внезапного исчезновения всех его жителей в 1532 г. Город избежал нападения конкистадоров и разрушений, но жители почему-то его оставили.

19. Чичен-Ица, Мексика

Чичен-Ица является одним из самых больших городов цивилизации майя. Он был основан в VII веке, а в 1194 г жители покинули его по неизвестным причинам. Испанские завоеватели уничтожили огромное количество манускриптов майя, поэтому археологам не удается выяснить подлинную причину упадка великого города.
Сегодня толпы туристов привлекают великолепно сохранившиеся пирамиды и храмы Чичен-Ица.

20. Занаду, Монголия

Занаду – это летняя резиденция легендарного монгольского хана Хубилая, который на Западе более известен под именем Кубла-хан. В 1275 г Марко Поло описывал это место, как великолепный мраморный дворец, украшенный золотом. Но до наших дней дошли одни только руины.

В ночь с 25 на 26 апреля 1986 года в 1 час 23 минуты на четвертом блоке Чернобыльской АЭС произошла крупнейшая ядерная авария в мире, с частичным разрушением активной зоны реактора и выходом осколков деления за пределы зоны. По свидетельству специалистов авария произошла из-за попытки проделать эксперимент по снятию дополнительной энергии во время работы основного атомного реактора. По мнению ученых, эксперимент был необходимо для того, чтобы научиться отключать реактор, в частности, в военное время.
В атмосферу было выброшено 190 тонн радиоактивных веществ. 8 из 140 тонн радиоактивного топлива реактора оказались в воздухе. Другие опасные вещества продолжали покидать реактор в результате пожара, длившегося почти две недели. Люди в Чернобыле подверглись облучению в 90 раз большему, чем при падении бомбы на Хиросиму. В результате аварии произошло радиоактивное заражение в радиусе 30 км. Загрязнена территория площадью 160 тысяч квадратных километров. Пострадали северная часть Украины, Беларусь и запад России.

Уже через час радиационная обстановка в Припяти была ясна. Никаких мер на случай аварийной ситуации там предусмотрено не было: люди не знали, что делать. По всем инструкциям и приказам, которые существуют уже 25 лет, решение о выводе населения из опасной зоны должны были принимать местные руководители. К моменту приезда Правительственной комиссии можно было вывести из зоны всех людей даже пешком. Но никто не взял на себя ответственность (шведы сначала вывезли людей из зоны своей станции, а только потом начали выяснять, что выброс произошел не у них). Утром в субботу 26 апреля все дороги Чернобыля были залиты водой и каким-то белым раствором, всё белое, всё, все обочины. В городе было много милиционеров. Они ничего не делали - сидели у объектов: почта, Дворец культуры. А люди гуляют, везде детишки, жара стояла, люди на пляж едут, на дачи, на рыбалку, сидели на речке, возле пруда-охладителя – это искусственное водохранилище возле АЭС. В Припяти прошли все уроки в школах. Никакой точной, достоверной информации не было. Только слухи. Впервые об эвакуации Припяти заговорили в субботу вечером. А в час ночи было дано указание - за 2 часа скомплектовать документы для вывозки. 27 апреля было передано сообщение: «Товарищи, в связи с аварией на Чернобыльской АЭС объявляется эвакуация города. Иметь при себе документы, необходимые вещи и, по возможности, паек на 3 дня. Начало эвакуации в 14:00.» Представьте себе колонну в тысячу автобусов с зажженными фарами, идущую по шоссе в 2 ряда и вывозящую из пораженной зоны многотысячное население Припяти - женщин, стариков, взрослых людей и новорожденных младенцев, «обычных» больных и тех, кто пострадал от облучения. Колонны эвакуированных двигались на запад, в сторону села Полесского, Ивановского районов, прилежащих к землям Чернобыльского района. Сам Чернобыльский район был эвакуирован позднее - 4-5 мая. Эвакуация была проведена организованно и чисто, мужество и стойкость проявили большинство эвакуируемых. Все это так, но разве только этим ограничиваются уроки эвакуации? Как расценить безответственность, проявленную ко всем детям, когда целые сутки до эвакуации не объявляли, не запрещали детям бегать и играть на улице. А школьники, которые, ничего не ведая, резвились в субботу на переменах? Неужели нельзя было спрятать их, запретить находиться на улице? Разве кто-нибудь осудил бы руководителей за такую «перестраховку», даже если бы она была излишней. Но эти методы не были излишними, они были крайне необходимы. Удивительно ли, что в такой обстановке сокрытия информации ряд людей, поддававшись слухам, бросились уходить по той дороге, что вела через «Рыжий лес». Свидетели рассказывают как по той дороге, уже «светившейся» в полную силу радиации, шли женщины с детскими колясками. Как бы там ни было, но сегодня ясно, что механизм принятия ответственных решений, связанных с защитой здоровья людей, не выдержал серьезной проверки. Бесчисленные согласования и увязки привели к тому, что почти сутки понадобилось, чтобы принять само собой разумеющееся решение об эвакуации Припяти, Чернобыля. В Киевские больницы стали поступать первые больные из Припяти. Это были в основном молодые парни-пожарные и работники АЭС. Все они жаловались на головную боль и слабость. Головная боль была настолько сильна, что нередкостью были и такие картины: стоит двухметровый парень, бьется головой о стену и говорит: «Так мне легче, так голова меньше болит». Многие врачи поехали в районы эвакуации для усиления медперсонала. Политика замалчивания правды поражает воображение.
Позже выяснилось, что советские спецслужбы были в курсе того, что после катастрофы в зоне повышенной радиоактивной зараженности будет заготовлено около 3,2 тысячи тонн мяса и 15 тонн масла. Принятое ими решение трудно назвать иначе, чем преступное:
«...Мясо подлежит переработке на консервы с добавлением чистого мяса. ...Масло реализовать после длительного хранения и повторного радиометрического контроля через сеть общественного питания». И Госагропром СССР принял решение: »Секретно. Приложение к п.10 протокола №32. При переработке скота из зоны, расположенной на следе выброса Чернобыльской АЭС выяснилось, что часть вырабатываемого мяса содержит радиоактивные вещества (РВ) в количествах, превышающих допустимые нормы... Для того, чтобы не допустить большого суммарного накопления РВ в организме людей от употребления грязных продуктов питания, Министерство здравоохранения СССР рекомендует максимально рассредоточить загрязненное мясо по стране... Организовать его переработку на мясокомбинатах большинства областей Российской Федерации (кроме г. Москвы), Молдавии, Республик Закавказья, Прибалтики, Казахстана, Средней Азии. Председатель Госагропрома СССР Мураховский В.С.» Оказывается, КГБ все держал под контролем. Спецслужбам было известно, что при строительстве ЧАЭС используется бракованное югославское оборудование (и такой же брак поставлялся на Смоленскую АЭС). За несколько лет до катастрофы в докладных записках КГБ указывал на ошибки в проектировании станции, обнаруженные трещины, расслоение фундамента...
Последнее «внутренне» предупреждение о возможной аварийной ситуации датировано 4 февраля 1986 года. До катастрофы оставалось три месяца...

Чернобыльская молитва (отрывок)

… Мы недавно поженились. Ещё ходили по улице и держались за руки, даже если в магазин шли. Всегда вдвоём. Я говорила ему: «Я тебя люблю». Но я ещё не знала, как я его любила… Не представляла… Жили мы в общежитии пожарной части, где он служил. На втором этаже. И там ещё три молодые семьи, на всех одна кухня. А внизу, на первом этаже стояли машины. Красные пожарные машины. Это была его служба. Всегда я в курсе: где он, что с ним? Среди ночи слышу какой-то шум. Крики. Выглянула в окно. Он увидел меня: «Закрой форточки и ложись спать. На станции пожар. Я скоро буду».

Самого взрыва я не видела. Только пламя. Все, словно светилось… Все небо… Высокое пламя. Копоть. Жар страшный. А его все нет и нет. Копоть оттого, что битум горел, крыша станции была залита битумом. Ходили, потом вспоминал, как по смоле. Сбивали огонь, а он полз. Поднимался. Сбрасывали горящий графит ногами… Уехали они без брезентовых костюмов, как были в одних рубашках, так и уехали. Их не предупредили, их вызвали на обыкновенный пожар…

Четыре часа… Пять часов… Шесть… В шесть мы с ним собирались ехать к его родителям. Сажать картошку. От города Припять до деревни Сперижье, где жили его родители, сорок километров. Сеять, пахать… Его любимые работы… Мать часто вспоминала, как не хотели они с отцом отпускать его в город, даже новый дом построили. Забрали в армию. Служил в Москве в пожарных войсках, и когда вернулся: только в пожарники! Ничего другого не признавал. (Молчит.)

Семь часов… В семь часов мне передали, что он в больнице. Я побежала, но вокруг больницы уже стояла кольцом милиция, никого не пускали. Одни машины «Скорой помощи» заезжали. Милиционеры кричали: машины зашкаливают, не приближайтесь. Не одна я, все жены прибежали, все, у кого мужья в эту ночь оказались на станции. Я бросилась искать свою знакомую, она работала врачом в этой больнице. Схватила её за халат, когда она выходила из машины: «Пропусти меня!» – «Не могу! С ним плохо. С ними со всеми плохо». Держу её: «Только посмотреть». «Ладно, – говорит, – тогда бежим. На пятнадцать-двадцать минут». Я увидела его… Отёкший весь, опухший… Глаз почти нет… «Надо молока. Много молока! – сказала мне знакомая. – Чтобы они выпили хотя бы по три литра». – «Но он не пьёт молоко». – «Сейчас будет пить». Многие врачи, медсёстры, особенно санитарки этой больницы через какое-то время заболеют. Умрут. Но никто тогда этого не знал…
В десять утра умер оператор Шишенок… Он умер первым… В первый день… Мы узнали, что под развалинами остался второй – Валера Ходемчук. Так его и не достали. Забетонировали. Но мы ещё не знали, что они все – первые.
Спрашиваю: «Васенька, что делать?» – «Уезжай отсюда! Уезжай! У тебя будет ребёнок». Я – беременная. Но как я его оставлю? Просит: «Уезжай! Спасай ребёнка!» – «Сначала я должна принести тебе молоко, а потом решим».

Прибегает моя подруга Таня Кибенок… Её муж в этой же палате. С ней её отец, он на машине. Мы садимся и едем в ближайшую деревню за молоком, где-то три километра за городом… Покупаем много трехлитровых банок с молоком… Шесть – чтобы хватило на всех… Но от молока их страшно рвало… Все время теряли сознание, им ставили капельницы. Врачи почему-то твердили, что они отравились газами, никто не говорил о радиации. А город заполнился военной техникой, перекрыли все дороги. Везде солдаты. Перестали ходить электрички, поезда. Мыли улицы каким-то белым порошком… Я волновалась, как же мне завтра добраться в деревню, чтобы купить ему парного молока? Никто не говорил о радиации… Одни военные ходили в респираторах… Горожане несли хлеб из магазинов, открытые кулёчки с конфетами. Пирожные лежали на лотках… Обычная жизнь. Только… Мыли улицы каким-то порошком…

Вечером в больницу не пропустили… Море людей вокруг… Я стояла напротив его окна, он подошёл и что-то мне кричал. Так отчаянно! В толпе кто-то расслышал: их увозят ночью в Москву. Жены сбились все в одну кучу. Решили: поедем с ними. Пустите нас к нашим мужьям! Не имеете права! Бились, царапались. Солдаты, уже стояла цепь в два ряда, нас отталкивали. Тогда вышел врач и подтвердил, что они полетят на самолёте в Москву, но нам нужно принести им одежду, – та, в которой они были на станции, сгорела. Автобусы уже не ходили, и мы бегом через весь город. Прибежали с сумками, а самолёт уже улетел. Нас специально обманули… Чтобы мы не кричали, не плакали…

Ночь… По одну сторону улицы автобусы, сотни автобусов (уже готовили город к эвакуации), а по другую сторону – сотни пожарных машин. Пригнали отовсюду. Вся улица в белой пене… Мы по ней идём… Ругаемся и плачем…

По радио объявили, что, возможно, город эвакуируют на три-пять дней, возьмите с собой тёплые вещи и спортивные костюмы, будете жить в лесах. В палатках. Люди даже обрадовались: поедем на природу! Встретим там Первое мая. Необычно. Готовили в дорогу шашлыки, покупали вино. Брали с собой гитары, магнитофоны. Любимые майские праздники! Плакали только те, чьи мужья пострадали.
Не помню дороги… Будто очнулась, когда увидела его мать: «Мама, Вася в Москве! Увезли специальным самолётом!» Но мы досадили огород – картошку, капусту (а через неделю деревню эвакуируют!) Кто знал? Кто тогда это знал? К вечеру у меня открылась рвота. Я – на шестом месяце беременности. Мне так плохо… Ночью снится, что он меня зовёт, пока он был жив, звал меня во сне: «Люся! Люсенька!» А когда умер, ни разу не позвал. Ни разу… (Плачет.) Встаю я утром с мыслью, что поеду в Москву одна… «Куда ты такая?» – плачет мать. Собрали в дорогу и отца: «Пусть довезёт тебя» Он снял со сберкнижки деньги, которые у них были. Все деньги.

Дороги не помню… Дорога опять выпала из памяти… В Москве у первого милиционера спросили, в какой больнице лежат чернобыльские пожарники, и он нам сказал, я даже удивилась, потому что нас пугали: государственная тайна, совершенно секретно.
Шестая больница – на «Щукинской»…

В эту больницу, специальная радиологическая больница, без пропусков не пускали. Я дала деньги вахтёру, и тогда она говорит: «Иди». Сказала – какой этаж. Кого-то я опять просила, молила… И вот сижу в кабинете у заведующей радиологическим отделением – Ангелины Васильевны Гуськовой. Тогда я ещё не знала, как её зовут, ничего не запоминала. Я знала только, что должна его увидеть… Найти…
Она сразу меня спросила:
– Миленькая моя! Миленькая моя… Дети есть?
Как я признаюсь?! И уже понимаю, что надо скрыть мою беременность. Не пустит к нему! Хорошо, что я худенькая, ничего по мне незаметно.
– Есть. – Отвечаю.
– Сколько?
Думаю: «Надо сказать, что двое. Если один – все равно не пустит».
– Мальчик и девочка.
– Раз двое, то рожать, видно, больше не придётся. Теперь слушай: центральная нервная система поражена полностью, костный мозг поражён полностью…
«Ну, ладно, – думаю, – станет немножко нервным».
– Ещё слушай: если заплачешь – я тебя сразу отправлю. Обниматься и целоваться нельзя. Близко не подходить. Даю полчаса.
Но я знала, что уже отсюда не уйду. Если уйду, то с ним. Поклялась себе!
Захожу… Они сидят на кровати, играют в карты и смеются.
– Вася! – кричат ему.
Поворачивается:
– О, братцы, я пропал! И здесь нашла!
Смешной такой, пижама на нем сорок восьмого размера, а у него – пятьдесят второй. Короткие рукава, короткие штанишки. Но опухоль с лица уже сошла… Им вливали какой-то раствор…
– А чего это ты вдруг пропал? – Спрашиваю.
И он хочет меня обнять.
– Сиди-сиди, – не пускает его ко мне врач. – Нечего тут обниматься.
Как-то мы это в шутку превратили. И тут уже все сбежались, и из других палат тоже. Все наши. Из Припяти. Их же двадцать восемь человек самолётом привезли. Что там? Что там у нас в городе? Я отвечаю, что началась эвакуация, весь город увозят на три или пять дней. Ребята молчат, а было там две женщины, одна из них на проходной в день аварии дежурила, и она заплакала:
– Боже мой! Там мои дети. Что с ними?
Мне хотелось побыть с ним вдвоём, ну, пусть бы одну минуточку. Ребята это почувствовали, и каждый придумал какую-то причину, и они вышли в коридор. Тогда я обняла его и поцеловала. Он отодвинулся:
– Не садись рядом. Возьми стульчик.
– Да, глупости все это, – махнула я рукой. – А ты видел, где произошёл взрыв? Что там? Вы ведь первые туда попали…
– Скорее всего, это вредительство. Кто-то специально устроил. Все наши ребята такого мнения.
Тогда так говорили. Думали.

На следующий день, когда я пришла, они уже лежали по одному, каждый в отдельной палате. Им категорически запрещалось выходить в коридор. Общаться друг с другом. Перестукивались через стенку: точка-тире, точка-тире… Точка… Врачи объяснили это тем, что каждый организм по-разному реагирует на дозы облучения, и то, что выдержит один, другому не под силу. Там, где они лежали, зашкаливали даже стены. Слева, справа и этаж под ними… Там всех выселили, ни одного больного… Под ними и над ними никого…

Три дня я жила у своих московских знакомых. Они мне говорили: бери кастрюлю, бери миску, бери все, что тебе надо, не стесняйся. Это такие оказались люди… Такие! Я варила бульон из индюшки, на шесть человек. Шесть наших ребят… Пожарников… Из одной смены… Они все дежурили в ту ночь: Ващук, Кибенок, Титенок, Правик, Тищура. В магазине купила им всем зубную пасту, щётки, мыло. Ничего этого в больнице не было. Маленькие полотенца купила… Я удивляюсь теперь своим знакомым, они, конечно, боялись, не могли не бояться, уже ходили всякие слухи, но все равно сами мне предлагали: бери все, что надо. Бери! Как он? Как они все? Они будут жить? Жить… (Молчит). Встретила тогда много хороших людей, я не всех запомнила… Мир сузился до одной точки… Он… Только он… Помню пожилую санитарку, которая меня учила: «Есть болезни, которые не излечиваются. Надо сидеть и гладить руки».
Рано утром еду на базар, оттуда к своим знакомым, варю бульон. Все протереть, покрошить, разлить по порциям Кто-то попросил: «Привези яблочко». С шестью полулитровыми баночками… Всегда на шестерых! В больницу… Сижу до вечера. А вечером – опять в другой конец города. Насколько бы меня так хватило? Но через три дня предложили, что можно жить в гостинице для медработников, на территории самой больницы. Боже, какое счастье!!
– Но там нет кухни. Как я буду им готовить?
– Вам уже не надо готовить. Их желудки перестают воспринимать еду.

Он стал меняться – каждый день я уже встречала другого человека… Ожоги выходили наверх… Во рту, на языке, щеках – сначала появились маленькие язвочки, потом они разрослись. Пластами отходила слизистая, плёночками белыми. Цвет лица… Цвет тела… Синий… Красный… Серо-бурый… А оно такое все моё, такое любимое! Это нельзя рассказать! Это нельзя написать! И даже пережить… Спасало то, что все это происходило мгновенно, некогда было думать, некогда было плакать.

Я любила его! Я ещё не знала, как я его любила! Мы только поженились… Ещё не нарадовались друг другу… Идём по улице. Схватит меня на руки и закружится. И целует, целует. Люди идут мимо, и все улыбаются.
Клиника острой лучевой болезни – четырнадцать дней… За четырнадцать дней человек умирает…
В гостинице в первый же день дозиметристы меня замеряли. Одежда, сумка, кошелёк, туфли, – все «горело». И все это тут же у меня забрали. Даже нижнее бельё. Не тронули только деньги. Взамен выдали больничный халат пятьдесят шестого размера на мой сорок четвёртый, а тапочки сорок третьего вместо тридцать седьмого. Одежду, сказали, может, привезём, а, может, и нет, навряд ли она поддастся «чистке». В таком виде я и появилась перед ним. Испугался: «Батюшки, что с тобой?» А я все-таки ухитрялась варить бульон. Ставила кипятильник в стеклянную банку… Туда бросала кусочки курицы… Маленькие-маленькие… Потом кто-то отдал мне свою кастрюльку, кажется, уборщица или дежурная гостиницы. Кто-то – досочку, на которой я резала свежую петрушку. В больничном халате сама я не могла добраться до базара, кто-то мне эту зелень приносил. Но все бесполезно, он не мог даже пить… Проглотить сырое яйцо… А мне хотелось достать что-нибудь вкусненькое! Будто это могло помочь. Добежала до почты: «Девочки, – прошу, – мне надо срочно позвонить моим родителям в Ивано-Франковск. У меня здесь умирает муж». Почему-то они сразу догадались, откуда я и кто мой муж, моментально соединили. Мой отец, сестра и брат в тот же день вылетели ко мне в Москву. Они привезли мои вещи. Деньги.

Девятого мая… Он всегда мне говорил: «Ты не представляешь, какая красивая Москва! Особенно на День Победы, когда салют. Я хочу, чтобы ты увидела». Сижу возле него в палате, открыл глаза:
– Сейчас день или вечер?
– Девять вечера.
– Открывай окно! Начинается салют!
Я открыла окно. Восьмой этаж, весь город перед нами! Букет огня взметнулся в небо.
– Вот это да!
– Я обещал тебе, что покажу Москву. Я обещал, что по праздникам буду всю жизнь дарить цветы…
Оглянулась – достаёт из-под подушки три гвоздики. Дал медсестре деньги – и она купила.
Подбежала и целую:
– Мой единственный! Любовь моя!
Разворчался:
– Что тебе приказывают врачи? Нельзя меня обнимать! Нельзя целовать!

Мне запрещали его обнимать. Гладить… Но я… Я поднимала и усаживала его на кровать. Перестилала постель, ставила градусник, приносила и уносила судно… Вытирала… Всю ночь – рядом. Сторожила каждое его движение. Вздох.

Хорошо, что не в палате, а в коридоре… У меня закружилась голова, я ухватилась за подоконник… Мимо шёл врач, он взял меня за руку. И неожиданно:
– Вы беременная?
– Нет-нет! – Я так испугалась, чтобы нас кто-нибудь не услышал.
– Не обманывайте, – вздохнул он.
Я так растерялась, что не успела его ни о чем попросить.
Назавтра меня вызывают к заведующей:
– Почему вы меня обманули? – строго спросила она.
– Не было выхода. Скажи я правду – отправили бы домой. Святая ложь!
– Что вы натворили!!
– Но я с ним…
– Миленькая ты моя! Миленькая моя…
Всю жизнь буду благодарна Ангелине Васильевне Гуськовой. Всю жизнь!
Другие жены тоже приезжали, но их уже не пустили. Были со мной их мамы: мамам разрешили… Мама Володи Правика все время просила Бога: «Возьми лучше меня».

Американский профессор, доктор Гейл… Это он делал операцию по пересадке костного мозга… Утешал меня: надежда есть, маленькая, но есть. Такой могучий организм, такой сильный парень! Вызвали всех его родственников. Две сестры приехали из Беларуси, брат из Ленинграда, там служил. Младшая Наташа, ей было четырнадцать лет, очень плакала и боялась. Но её костный мозг подошёл лучше всех… (Замолкает.) Я уже могу об этом рассказывать… Раньше не могла. Я десять лет молчала… Десять лет… (Замолкает.)
Когда он узнал, что костный мозг берут у его младшей сестрички, наотрез отказался: «Я лучше умру. Не трогайте её, она маленькая». Старшей сестре Люде было двадцать восемь лет, она сама медсестра, понимала, на что идёт. «Только бы он жил», – говорила она. Я видела операцию. Они лежали рядышком на столах… Там большое окно в операционном зале. Операция длилась два часа… Когда кончили, хуже было Люде, чем ему, у неё на груди восемнадцать проколов, тяжело выходила из-под наркоза. И сейчас болеет, на инвалидности… Была красивая, сильная девушка. Замуж не вышла… А я тогда металась из одной палаты в другую, от него – к ней. Он лежал уже не в обычной палате, а в специальной барокамере, за прозрачной плёнкой, куда заходить не разрешалось. Там такие специальные приспособления есть, чтобы, не заходя под плёнку, вводить уколы, ставить катэтор… Но все на липучках, на замочках, и я научилась ими пользоваться… Отсовывать… И пробираться к нему… Возле его кровати стоял маленький стульчик… Ему стало так плохо, что я уже не могла отойти, ни на минуту. Звал меня постоянно: «Люся, где ты? Люсенька!» Звал и звал… Другие барокамеры, где лежали наши ребята, обслуживали солдаты, потому что штатные санитары отказались, требовали защитной одежды. Солдаты выносили судно. Протирали полы, меняли постельное бельё… Полностью обслуживали. Откуда там появились солдаты? Не спрашивала… Только он… Он… А каждый день слышу: умер, умер… Умер Тищура. Умер Титенок. Умер… Как молотком по темечку…
Стул двадцать пять – тридцать раз в сутки. С кровью и слизью. Кожа начала трескаться на руках, ногах… Все тело покрылось волдырями. Когда он ворочал головой, на подушке оставались клочья волос…А все такое родное. Любимое… Я пыталась шутить: «Даже удобно. Не надо носить расчёску». Скоро их всех постригли. Его я стригла сама. Я все хотела ему делать сама. Если бы я могла выдержать физически, то я все двадцать четыре часа не ушла бы от него. Мне каждую минутку было жалко… Минутку и то жалко… (Закрывает лицо руками и молчит.) Приехал мой брат и испугался: «Я тебя туда не пущу!» А отец говорит ему: «Такую разве не пустишь? Да она в окно влезет! По пожарной лестнице!»

Отлучилась… Возвращаюсь – на столике у него апельсин… Большой, не жёлтый, а розовый. Улыбается: «Меня угостили. Возьми себе». А медсестра через плёночку машет, что нельзя этот апельсин есть. Раз возле него уже какое-то время полежал, его не то, что есть, к нему прикасаться страшно. «Ну, съешь, – просит. – Ты же любишь апельсины». Я беру апельсин в руки. А он в это время закрывает глаза и засыпает. Ему все время давали уколы, чтобы он спал. Наркотики. Медсестра смотрит на меня в ужасе… А я? Я готова сделать все, чтобы он только не думал о смерти… И о том, что болезнь его ужасная, что я его боюсь… Обрывок какого-то разговора… У меня в памяти… Кто-то увещевает: «Вы должны не забывать: перед вами уже не муж, не любимый человек, а радиоактивный объект с высокой плотностью заражения. Вы же не самоубийца. Возьмите себя в руки». А я как умалишённая: «Я его люблю! Я его люблю!» Он спал, я шептала: «Я тебя люблю!» Шла по больничному двору: «Я тебя люблю!» Несла судно: «Я тебя люблю!» Вспоминала, как мы с ним раньше жили… В нашем общежитии… Он засыпал ночью только тогда, когда возьмёт меня за руку. У него была такая привычка: во сне держать меня за руку. Всю ночь.
А в больнице я возьму его за руку и не отпускаю…

Ночь. Тишина. Мы одни. Посмотрел на меня внимательно-внимательно и вдруг говорит:
– Так хочу увидеть нашего ребёнка. Какой он?
– А как мы его назовём?
– Ну, это ты уже сама придумаешь…
– Почему я сама, если нас двое?
– Тогда, если родится мальчик, пусть будет Вася, а если девочка – Наташка.
– Как это Вася? У меня уже есть один Вася. Ты! Мне другого не надо.
Я ещё не знала, как я его любила! Он… Только он… Как слепая! Даже не чувствовала толчков под сердцем. Хотя была уже на шестом месяце…Я думала, что она внутри меня моя маленькая, и она защищена. Моя маленькая…

О том, что ночую у него в барокамере, никто из врачей не знал. Не догадывался. Пускали меня медсёстры. Первое время тоже уговаривали: «Ты – молодая. Что ты надумала? Это уже не человек, а реактор. Сгорите вместе». Я, как собачка, бегала за ними… Стояла часами под дверью. Просила-умоляла. И тогда они: «Черт с тобой! Ты – ненормальная». Утром перед восьмью часами, когда начинался врачебный обход, показывают через плёнку: «Беги!». На час сбегаю в гостиницу. А с девяти утра до девяти вечера у меня пропуск. Ноги у меня до колен посинели, распухли, настолько я уставала. Моя душа была крепче тела… Моя любовь…
Пока я с ним… Этого не делали… Но, когда уходила, его фотографировали… Одежды никакой. Голый. Одна лёгкая простыночка поверх. Я каждый день меняла эту простыночку, а к вечеру она вся в крови. Поднимаю его, и у меня на руках остаются кусочки кожи, прилипают. Прошу: «Миленький! Помоги мне! Обопрись на руку, на локоть, сколько можешь, чтобы я тебе постель разгладила, не покинула наверху шва, складочки». Любой шовчик – это уже рана на нем. Я срезала себе ногти до крови, чтобы где-то его не зацепить. Никто из медсестёр не решался подойти, прикоснуться, если что-нибудь нужно, зовут меня. И они… Они фотографировали… Говорили, для науки. А я бы их всех вытолкнула оттуда! Кричала бы и била! Как они могут! Если бы я могла их туда не пустить… Если бы…

Выйду из палаты в коридор… И иду на стенку, на диван, потому что я ничего не вижу. Остановлю дежурную медсестру: «Он умирает». – Она мне отвечает: «А что ты хочешь? Он получил тысяча шестьсот рентген, а смертельная доза четыреста.» Ей тоже жалко, но по-другому. А оно все моё… Все любимое.
Когда они все умерли, в больнице сделали ремонт… Стены скоблили, взорвали паркет и вынесли… Столярку.
Дальше – последнее… Помню обрывками… Все уплывает…

Ночь сижу возле него на стульчике… В восемь утра: «Васенька, я пойду. Я немножко отдохну». Откроет и закроет глаза – отпустил. Только дойду до гостиницы, до своей комнаты, лягу на пол, на кровати лежать не могла, так все болело, как уже стучит санитарка: «Иди! Беги к нему! Зовёт беспощадно!» А в то утро Таня Кибенок так меня просила, звала: «Поедем со мной на кладбище. Я без тебя не смогу». В то утро хоронили Витю Кибенка и Володю Правика. С Витей они были друзья, мы дружили семьями. За день до взрыва вместе сфотографировались у нас в общежитии. Такие они наши мужья там красивые! Весёлые! Последний день нашей той жизни… Дочернобыльской… Такие мы счастливые!

Вернулась с кладбища, быстренько звоню на пост медсестре: «Как он там?» – «Пятнадцать минут назад умер». Как? Я всю ночь была у него. Только на три часа отлучилась! Стала у окна и кричала: «Почему? За что?» Смотрела на небо и кричала… На всю гостиницу… Ко мне боялись подойти… Опомнилась: напоследок его увижу! Увижу! Скатилась с лестницы… Он лежал ещё в барокамере, не увезли. Последние слова его: «Люся! Люсенька!» – «Только отошла. Сейчас прибежит», – успокоила медсестра. Вздохнул и затих.
Уже я от него не оторвалась… Шла с ним до гроба… Хотя запомнила не сам гроб, а большой полиэтиленовый пакет… Этот пакет… В морге спросили: «Хотите, мы покажем вам, во что его оденем». Хочу! Одели в парадную форму, фуражку наверх на грудь положили. Обувь не подобрали, потому что ноги распухли. Бомбы вместо ног. Парадную форму тоже разрезали, натянуть не могли, не было уже целого тела. Все – кровавая рана. В больнице последние два дня… Подниму его руку, а кость шатается, болтается кость, телесная ткань от неё отошла. Кусочки лёгкого, кусочки печени шли через рот… Захлёбывался своими внутренностями… Обкручу руку бинтом и засуну ему в рот, все это из него выгребаю… Это нельзя рассказать! Это нельзя написать! И даже пережить… Это все такое родное… Такое… Ни один размер обуви невозможно было натянуть… Положили в гроб босого…

На моих глазах… В парадной форме его засунули в целлофановый мешок и завязали. И этот мешок уже положили в деревянный гроб… А гроб ещё одним мешком обвязали… Целлофан прозрачный, но толстый, как клеёнка. И уже все это поместили в цинковый гроб, еле втиснули. Одна фуражка наверху осталась.
Съехались все… Его родители, мои родители… Купили в Москве чёрные платки… Нас принимала чрезвычайная комиссия. И всем говорила одно и то же, что отдать вам тела ваших мужей, ваших сыновей мы не можем, они очень радиоактивные и будут похоронены на московском кладбище особым способом. В запаянных цинковых гробах, под бетонными плитками. И вы должны этот документ подписать… Нужно ваше согласие… Если кто-то возмущался, хотел увезти гроб на родину, его убеждали, что они, мол, герои и теперь семье уже не принадлежат. Они уже государственные люди… Принадлежат государству.
Сели в катафалк… Родственники и какие-то военные люди. Полковник с рацией… По рации передают: «Ждите наших приказаний! Ждите!» Два или три часа колесили по Москве, по кольцевой дороге. Опять в Москву возвращаемся… По рации: «На кладбище въезд не разрешаем. Кладбище атакуют иностранные корреспонденты. Ещё подождите». Родители молчат… Платок у мамы чёрный… Я чувствую, что теряю сознание. Со мной истерика: «Почему моего мужа надо прятать? Он – кто? Убийца? Преступник? Уголовник? Кого мы хороним?» Мама: «Тихо, тихо, дочечка». Гладит меня по голове, берет за руку. Полковник передаёт: «Разрешите следовать на кладбище. С женой истерика». На кладбище нас окружили солдаты. Шли под конвоем. И гроб несли под конвоем. Никого не пустили попрощаться… Одни родственники… Засыпали моментально. «Быстро! Быстро!» – командовал офицер. Даже не дали гроб обнять.
И – сразу в автобусы…

Города-призраки рассыпаны по всей планете и безмолвно хранят свои тайны. Творения рук человеческих, брошенные людьми, десятилетиями стоят пустынные и немые. Они не разрушены, они просто заброшены - в один момент люди покинули их из-за непреодолимых причин. Виной тому могла стать угроза природного катаклизма, техногенная катастрофа, война или экономический кризис.

В этом списке собраны самые известные города-призраки в мире!

1 Припять, Украина

2 Гункандзима, Япония

3 Колманскоп, Намибия

4 Фамагуста, Кипр

5 Киламба, Ангола

6 Таварга, Ливия

7 Каякей, Турция

8 Саньчжи, Тайвань

9 Орадур-сюр-Глан, Франция

10 Кадыкчан, Россия

Один из самых известных заброшенных городов в России - Кадыкчан. Он расположен в Магаданской области, и был полностью оставлен людьми в начале 2000-х годов. Город был построен в середине XX века около месторождения угля, но после взрыва в 1996 году шахта была закрыта. Жителей поселка стали медленно расселять, а в 2001 году дома полностью отключили от электричества.

Париж есть не только во Франции, но и в Китае, правда, очень маленький. Строительство города Тиандученг началось в 2007 году, тогда в Китае шла мода на копии европейских достопримечательностей. Здесь есть Эйфелева башня, в три раза меньше оригинала, Триумфальная арка и Версальский парк. Однако жилье здесь настолько дорогое, что город практически остался призраком - несмотря на великолепие, в Тиандученге никто не живет.

Все это города полностью безлюдны, поэтому постепенно приходят в запустение, а природа отвоевывает свою территорию обратно, покрывая серые здания бурной зеленью.

В каждой стране есть такие города, в которых когда-то кипела жизнь, однако сегодня в них нет ни души. Они были оставлены людьми, либо вымерли, либо стали последствием крупной катастрофы. Несмотря на то, что эксперты говорят о перенаселении нашей планеты, существуют целые города-призраки, в которых населения нет. Теперь же, здесь, в лучшем случае, можно снимать постапокалиптические фильмы или фильмы ужасов.

Санжи Под, Тайвань

Город Санжи Под строился в 1978 году как морской курорт для американских офицеров, служащих на Тайване, и состоятельных местных жителей. Однако уже практически достроенный курорт был брошен после того как хастройщик, компания Ханг Куо Груп, обанкротился. Проблем добавил ряд происшедших здесь в то же время загадочных смертей в уже практически готовом городе, включая несколько неожиданных самоубийств среди строителей, не выказывавших никаких признаков депрессии. Также на стройке случилось несколько странных аварий. город строился на месте старинного голландского кладбища, и некоторые строители утверждали, что видели здесь призраков. Неудивительно, что в итоге город оказался заброшен.

Чайтен, Чили

Чилийский город Чайтен был практически уничтожен вулканом, извергнувшимся в 2008 году. Это было первое извержение за 9000 лет. Последовавшее за извержением наводнение на реке Бланко завершило дело разрушения. Годом позже чилийское правительство выдвинуло план возрождения Чайтена — сначала в 10 километрах севернее, затем — на его первоначальном месте. Однако вопрос с реконструкцией до сих пор не решен. Пока опустевший город продолжают разрушать стихии.

Риолит, Невада

Город Риолит, расположенный почти в 200 километрах от Лас-Вегаса, был создан золотой лихорадкой. Заложенный в 1905 году, два года спустя город старателей уже мог похвастаться наличием электричества, водопровода и железнодорожной станции. Но золото быстро кончилось, и в 1910-м шахта уже работала в убыток. Год спустя она закрылась — а еще через 10 лет, к 1925-му, в Риолите не осталось ни одного жителя.

Дханушкоди, Индия

Индийский город Дханушкоди был популярным океанским курортом с белыми песчаными пляжами, куда приезжали как жители Индии, так и зарубежные туристы. Однако декабря 22 1964-го город был полностью уничтожен мощным циклоном. Ветер, дувший со скоростью 120 км/ч, и 8-метровые волны практически снесли курорт с лица Земли. Погибло более 1800 человек. Оставшиеся жители были эвакуированы, и вскоре Джанушкоди был официально объявлен нежилым городом, непригодным для проживания.

Колманскоп, Намибия

Город старателей Колманскоп был построен в 1908 году, когда в пустыне Намиб были обнаружены алмазы. Однако в конце 1940-х месторождение полностью истощилось, и жители начали разъезжаться. Городо полностью опустел в 1954-м, и пустыня повела на него наступления. Сейчас дома завалены песком, а бывавшие в Колманскопе туристы утверждают, что ночами по городу бродят призраки.

Сент-Эльмо, Колорадо

Сент-Эльмо — один из наиболее сохранившихся городов-призраков Америки. Он был основан в 1880-м, и несколько лет спустя здесь проживало около 2000 человек, в основном, работавших на добыче золота и серебра. Здесь был свой телеграф, супермаркет, пять отелей и множество салунов. Однако постепенно шахты стали истощаться, а старатели — разъезжаться. В 1922-м поезда перестали останавливаться в Сент-Эльмо, и вскоре в городе не осталось ни одного человека. Город считается исторической достопримечательностью, и хотя называется городом-призраком, с десяток человек до сих пор живут здесь, принимая туристов.

Централия, Пенсильвания

27 мая 1967 года в шахтерском городке Централия, в одной из угольных шахт начался подземный пожар. Потушить его не удалось — пламя распространялось под землей по угольным пластам, уходило под городские дома и улицы, все чаще вырываясь наружу. Из щелей в асфальте вырывался ядовитый дым, время от времени на дорогах неожиданно проваливалась земля, открывая огненные пропасти. Жители в панике стали уезжать. Федеральные власти потратили $42 миллиона на переезд для 1000 жителей города. К концу 1980-х в городе почти не осталось людей, огнем было уничтожено около 500 домов. К сегодняшнему дню в Централии осталось лишь несколько жителей, отказавшихся уезжать, несмотря на опасность для здоровья и жизни.

Каякей, Турция

Население турецкой деревни Каякей, расположенной на полуострове Фетхие, покинуло родные места в один день. Местное население, состоявшее исключительно из Греков, в полном составе уехало в Грецию в рамках программы обмена населением после греко-турецкой войны. Каменные постройки деревни, запертой между горами и морем, кажется, застыли во времени. Сегодня руины деревни, датированные XVIII веком, представляют интерес не только для туристов, но и для археологов.

Припять, Украина

Молодой город атомщиков, построенный специально для сотрудников Чернобыльской АЭС, был эвакуирован сразу же после взрыва на станции. Всего эвакуировали 50 тысяч человек. Позднее здесь посменно жили ликвидаторы, а сейчас на улицах города можно увидеть лишь безбашенных сталкеров и рабочих, укрепляющих саркофаг. Последним разрешается находиться здесь лишь считанное число часов в месяц. По словам ученых, эта местность будет непригодна для жизни не менее 20 тысяч лет.

Остров Хасима, Япония

Этот легендарный остров фигурировал в одном из эпизодов фильма о Джеймсе Бонде «Координаты Скайфолл». Однако в реальности погулять по острову невозможно: визиты сюда официально запрещены. А между тем, на небольшой площади до апреля 1974 года жило более 5000 человек, занятых в обслуживании местной угольной шахты. В апреле 1974-го шахта была закрыта, и население с Хашимы вывезли. С тех пор здесь бывают только нелегалы-сталкеры, любящие острые ощущения.

Орадур-сюр-Глан, Франция

В июне 1944 года немецкие фашисты убили все население небольшой деревни Орадур-сюр-Глан — всего 642 человека, включая 400 женщин и детей. Сегодня руины деревни, оставшейся без жителей, остаются памятником погибшим. А неподалеку после войны была отстроена еще одна деревня с тем же названием, где сегодня насчитывается около 2000 жителей.

Вароша, Кипр

Вароша — кипрский курорт, ставший частью закрытой зоны в занятой Турцией части Кипра. Вароша была частью курортной Фамагусты, городом в городе, где отдыхали такие знаменитости, как Элизабет Тейлор и Брижитт Бардо. Но с 1974 года, когда отсюда бежало греческое население, город понемногу разрушается: лишь отдельные туристы — нарушители тайком проникают на его некогда знаменитые пляжи.

Боди, Калифорния

Имбер, Англия

В декабре 1943 жители деревни Имбер в Уилтшире были спешно эвакуированы по требованию командования войск союзников. Здесь разместилась тренировочная база, на которой солдаты готовились к вторжению в Европу. Вернуться местным жителям так и не пришлось: после войны в деревне продолжала размещаться армейская тренировочная база. Впрочем, пару раз в году в Имбер можно приехать с экскурсией: в Рождество и в весенние банковские каникулы военные пускают на территорию любителей истории.

Порт-Артур, Тасмания

Город Порт-Артур образовался вокруг каторжной тюрьмы, открытой в 1830-м. После ее закрытия в 1877-м жители продолжали жить здесь, однако из-за отсутствия работы и перспектив постепенно разъезжались. К середине ХХ века жителей в городе почти не осталось, а еще через пару десятков лет город превратился в музей, где можно узнать о жизни и быте австралийских каторжных поселений XIX века.

Фордландия, Бразилия

Глубоко в джунглях Бразилии затерялся опустевший городок, созданный в 1928 году Генри Фордом для жизни работников каучуковых плантаций. Увы, проект оказался неудачным. Форд надеялся насадить среди рабочих американские нравы, но не преуспел. Проект был свернут после Второй мировой войны из-за убыточности, постоянных болезней жителей и трений между бразильскими рабочими и американскими менеджерами. В 1945 году внук Форда продал землю за бесценок.

Пирамиден, Норвегия

У города Пирамиден, получившего имя по пирамидообразной горе неподалеку, интересная история. Эта территория была выкуплена СССР в 1927 году для разработки угольной шахты. В советское время здесь проживало до 1200 специалистов. Однако в 1998 году город был покинут, работники шахты уехали, и сегодня Пирамиден остается покинутым, формально все еще оставаясь собственностью какой-то российской компании.

Спиналонга, Греция

Спиналонга — маленький островок недалеко от побережья Крита. Многие столетия здесь размещалась колония для прокаженных. Мощные фортификационные сооружения предназначались для охраны — но не жителей, а побережья Крита от тех, кто попытается вернуться с острова в цивилизацию. В новейшее время для жителей на острове открыли больницу. В 1957 она закрылась, а в 1962-м остров опустел. Сегодня сюда часто ездят туристы, при этом кое-кто из них утверждает, что на Спиналонге до сих пор бродят призраки умерших здесь отверженных.